но поддержки не встретил.
– А здорово было бы устроить такой кружок, – мечтательно молвила учительница физики. Впрочем, тут же сама себя и осадила: – Только кто его будет вести?
– Вот Брамфатуров пускай и ведет. Он же у нас всё знает, – раздался не идентифицированный голос с задних рядов.
– Только не знает, как объяснить, почему он кричал «Иштоян» и «չայեր», – живо откликнулся подуспокоившийся в процессе древнеримской перепалки Ерем.
– Странно было бы мне в этой толпе кричать «Блохин» и «Хай живе рiдна Україна». И потом, давно и не мною замечено, что следует иногда разрешать несчастным смертным не согласовывать свои взгляды с чувствами. Разумеется, это не касается тех уникумов, которые подобно тебе, Ерем, сумели сотворить из своих чувств мировоззренческие догматы веры. У большинства же, к которому, увы, принадлежу и я, ум всегда в дураках у сердца.
– Ну вот, наконец-то мы докопались до истины, – подытожила дискуссию Эмма Вардановна. – Любви, как и кашля, не утаишь…
– Эмма Вардановна, можно вопрос Брамфатурову?
– Дополнительный по физике? Или провокационный по межнациональным отношениям?
– Личный.
– О, это интересно! Задавай.
– Вов, ты не устал там стоять?
– То есть, не устал ли я купаться в лучах всеобщего внимания? Нет, Кариночка, не устал. Но если тебе хочется поменяться со мной местами, я возражать не стану…
– Ой, только не это!
– А зря, Кариночка, зря! Фигурка у тебя обворожительная, ножки стройные, глаза – как два озера, полные тайн. Твоим одноклассникам было бы полезно посозерцать красоту в немом и благодарном восхищении…
– Звучит как признание в любви, – мрачно заметил Грант Похатян.
Нашлись инфантилы, встретившие этот не лишенный ноток ревности комментарий идиотским смехом. Карина, зардевшись сперва от удовольствия, стала неудержимо пунцоветь, но уже как бы от смущения, стыда и обиды.
– Дурак! – сказала она Гранту. После чего перевела взгляд на Брам-фатурова и пополнила перечень недоумков. – Два дурака. – Далее: дробно стуча каблучками, спешно покинула кабинет физики.
– Эмма Вардановна, можно выйти? – не столько спросил, сколько поставил в известность о своих намерениях Грант Похатян.
– Бегом, Похатян! И не забудь извиниться…
– Грантик, – понеслась вдогонку не страдающая избыточной искренностью просьба, – и за меня, дурака, пожалуйста, тоже…
Похатян в ответ ничего не сказал, не кивнул, только взгляда удостоил, прежде чем скрыться в дверном проеме.
– Храни, Голубица,
От града – посевы,
Девицу – от гада,
Героя – от девы!
– возведя очи горе и молитвенно сложив на груди руки, продекламировал с чувством взгляда удостоенный.
– Вот и до Марины Цветаевой добрались, наконец, – не скрывая удовлетворения, сообщила классу Эмма Вардановна.
– А кого это она там гадом называет? – заподозрил неладное Купец.
