именно. Именно несправедливы, – Лоллий швырнул табличку на стол. – Но почему ко мне?
– Еще герои бессмертного Еврипида задавали себе этот вопрос.
– И что?
– Чаще всего они не получали ответа. В этом обычно и заключалась суть его весьма поучительных трагедий.
– Ты знаешь, чем меня можно утешить. – Лоллий подобрал табличку со стола и перечитал еще раз, как будто надеясь, что ее содержание после этого изменится. – Приезжает сегодня. Ты можешь себе это представить?
Эбур без сомнения мог представить себе многое, но предпочел промолчать, понимая, что любой его ответ повлечет за собой лишь новые стенания. Вместо этого он с вежливой невозмутимостью поинтересовался:
– Прикажешь позаботиться об обеде?
– Да. Уж будь добр, распорядись.
Пребывая во власти печальных мыслей, Лоллий даже не заметил, как управляющий вышел. Вновь швырнув табличку, он дважды пересек комнату из конца в конец, потом с тяжелым вздохом опустился в кресло с ножками, украшенными орнаментом в виде виноградной лозы. Визиты Квинта Лоллия Лонгина, любимого, (пропорционально расстоянию), дядюшки и в обычное время редко наполняли дом весельем и беззаботной радостью. Что уж говорить о нынешних печальных обстоятельствах? Можно только представить себе, сколько упреков обрушится на голову племянника позволяющего хоронить в своем саду трупы посторонних разбойников. Сколько полезных советов о ведении домашнего хозяйства ему предстоит выслушать и сколько язвительных насмешек предстоит проглотить. Нет, он ничем не заслужил такое наказание. В конце концов, он и так достаточно уже пострадал из-за своей ошибки.
Глава 6
Настоящий римский дворецкий
То ли потому, что пропитанный роскошью особняк Лоллия Лонгина нисколько не располагал к работе, то ли от того, что сама эта работа казалась Иосифу пустой тратой времени, но к исходу десятого часа дня39 он чувствовал себя опустошенным. Так, словно вернулся во времена своей бурной молодости, когда ему случалось весь день играть с храмовой стражей в прятки на извилистых улицах Иерусалима.
Хуже всех, даже, пожалуй, хуже Лидии, хоть это и трудно было себе представить, оказался некий Бриарей. Выживший из ума старик исполнял необременительные и бессмысленные обязанности привратника на воротах, соединяющих двор с садом. Теоретически можно было представить, что, занимая такой стратегически важный пост, Бриарей мог видеть или слышать что-нибудь полезное. Практически, даже если бы мимо него промаршировала целая когорта гладиаторов, старик, чей разум жил во временах Цезаря и Помпея, вряд ли вспомнил бы об этом на следующее утро.
Когда привратника удалось, наконец, выпроводить иудей не смог сдержать вздох облегчения. Сразу вслед за этим в кабинет вошел Эбур и сообщил, что, по его мнению, в усадьбе не осталось больше никого, с кем имело бы смысл разговаривать.
Иосиф с первой встречи проникся симпатией к управляющему
Примерно между 15.00 и 16.00.
