Приготовленные, несказанные слова зацарапались и обозначили в груди ледяную, черную яму.
***
Удивительное началось дня через три. Днем Андрей гулял по городу, ходил в кино, подолгу сидел на третьем этаже ресторана «Космос», беспрерывно вглядываясь в просторные панорамы пруда.
Подступала осень. Вымотанное за лето солнце устало роняло на город ровный теплый свет, наделяло игривым глянцем мраморные лужи. Рябая листва недокучливо шуршала, интонируя озабоченный гомон птиц. Снулые прохожие надоевшим за лето обликом и решительным безразличием к жизни подтверждали полное отсутствие в чем-либо смысла. Андрей до изнеможения слонялся по улицам без признака попытки что-либо предпринять.
А ночью… Много позже с трепетной сокровенностью вспоминая те дни, Румянцев мнил себя обладателем достойного, волнующего раритета. Даже в самых азартных фантазиях не мог он предположить, что можно удостоиться такого восхитительного, безумного ужаса.
Каждую полночь, подбив под себя одеяло и строго вытянувшись в постели, он заворожено вглядывался в загадочное мерцание прилипших к аспидному стеклу звезд и ждал. Неукоснительно, без всякого намека на усталость наступало. В кровь крадучись, расторопно, с уважением к объекту вползала шикарная, оголтелая боль. Она медленно и надежно наполняла распятое гипнотическим анабиозом тело, напитывала капилляры, кости, мозг и превращала организм в чудовищный, гигантский набат – долго, с рвением и дотошностью корежила его. Когда же кожа готовилась лопнуть, и тело должно было взорваться кипящей кровью, ужас вдруг опадал, превращая мир в пустоту, в ноль, в бесконечность.
Самое, может быть, странное было ожидание кошмара. В эти мгновения Андрей переживал неведомую смесь страха и восторга, симбиоз ощущения шаткого стояния на кромке бездонной, кромешной пропасти и непреодолимого влечения сделать шаг.
Эта напасть терзала Андрея восемь ночей. На девятую гость не пришел, и это было тем более удивительно, что признаков усталости кошмары не являли. Однако продолжительное еще время он находился под впечатлением чудес. Здесь отыскался и неприятный момент – должно было признать, что и ничтожного участия собственная воля в мероприятиях не приняла.
Через месяц Светлана вернулась. Сама. Прошла однажды в комнату, где за книгой сидел Андрей, и без видимых эмоций поинтересовалась:
– Существовать вместе будем?
Заговорил горячо, долго, укоряя. Но в сердце билась знойная, шальная радость. И под ночь, зайдя в ванную и запихав в губы сигарету, впервые с опаской попробовал на слух: «Да, парень, а ведь ты влип».
Тем временем к обязанностям приступил сентябрь. Все явственней дышал ветерок влажной прохладой, раздевались деревья, роняя пеструю листву, которая успокаивающе шуршала под ногами, нашептывала осеннюю слякоть. Безудержно гомонили птицы, обсуждая перемену сезона, вливалась в грудь безмятежная, вялая тоска.
Светлана устроилась на работу секретарем, в институт. Начали роптать на рваную деятельность Андрея родители. Жизнь понуждала как-то поступить. И здесь шевельнулся вариант.
