Я должен каждое утро идти и валить своего мамонта. А ты – его жарить. Вот и все. Если в процессе погони за этим мамонтом я задержался на работе и выпил рюмку – что в этом страшного? И вообще, наш спор банален. Хватит.
Усилием воли я удержался от того, чтобы не икнуть.
Моя женщина вышла за меня замуж восемнадцати лет. В университетах не училась. Работала парикмахером. Ряд лет она была всерьез убеждена, что «банальный» – это неприличное слово, означающее «похожий на банан». С другой стороны, некоторая неосведомленность с лихвой компенсировалась природным напором и жизнелюбием. Не говоря уже о внешних данных. К тому же за пять лет супружества она здорово прибавила, ее тезаурус существенно увеличился, и сейчас она энергично возразила:
– Эти твои сказочки про мамонтов – вот они-то как раз и банальны! Не держи меня за дуру! Бегаешь по девкам – имей мужество признаться в этом!
– Не бегаю.
– Бегаешь!
– Не бегаю!
Я наклонился, чтобы завязать шнурок. Из всех моих карманов беспорядочно посыпались на пол денежные знаки – в виде перетянутых резинками пачек и отдельных купюр, небрежно скомканных и смятых. Те самые деньги, ради которых я однажды пожертвовал нервной системой, своей и жены. Самую толстую пачку моя подруга в сердцах пнула носком домашней туфли.
Таких женщин хорошо бы сбрасывать на врага вместо ядерной бомбы, подумал я.
– Пошел вон, – сказала Ирма энергично, но несколько театрально, что сильно принизило пафос директивы.
– Я так и сделаю, – хладнокровно кивнул я. – Я вынужден… Отсижусь пару недель на другой квартире, а потом все уляжется, и я вернусь… Ты меня знаешь… И Мишу тоже… Дадим денег, сколько надо, и от нас отстанут…
– Вот-вот, – скорбно усмехнулась жена, – ты всем даешь денег, чтобы от тебя отстали. Ты даже мне даешь денег только для того, чтобы я от тебя отстала!
Я почувствовал себя виноватым.
Безусловно, разрушителем любви, семьи и самой идеи брачного союза выступает в конечном итоге всегда мужчина. В силу того, что он – разрушитель по своей природе. И тот, кто не понимает этой простой мысли, – не мужчина вообще. После каждого скандала я всегда первым шел на примирение, каялся, просил пощады, вставал на колени, срочно бежал за цветами и так далее. Вносился также и мощный штраф в твердой валюте.
Но реабилитироваться с каждым разом было все труднее. Все нервы и силы я оставлял в рабочем кабинете. Чем больше денег оседало в сейфе, тем меньше душевной энергии доставалось семье. Это понимала не только супруга, но и полуторагодовалый сын: если маму он воспринимал именно как маму, то папа, появляющийся через три вечера на четвертый, виделся чем-то вроде ходячего аттракциона. Клоуна, увешанного игрушками.
– Пошел вон, – твердо повторила жена и заплакала, некрасиво скривив полные губы. – Уходи. Уходи!
Я взял ее за плечи, но она резко отстранилась, повернулась ко мне спиной и побрела
