и Рыжий одинаково нетерпеливо кивнули.
Размышляя о том, как бы получше обмануть человека и стоящую за ним государственную машину, защищающую, по идее, всех честных людей, я вовсе не ощущал себя подонком, расчетливым мерзавцем. У меня хотят отобрать мою свободу – я буду защищаться изо всех сил. А чего вы ожидали, ребята? – спрашивал я мысленно своего оппонента, простоватого, озабоченно прищуренного, наблюдающего через свои очки. Чего вы ждали от человека, которого швырнули в каземат просто так, без обвинения? Он никого не убил, не ограбил, не изнасиловал – он всего лишь слишком молод для своих денег. Такой человек станет обороняться. Руками, ногами, зубами и ногтями. Будет рычать, как пес, и постарается ужалить, как змея. Он применит ловкость и использует логику. Такой мобилизует всего себя, чтобы спастись. Не ждите от меня легкой жизни, не ждите.
Оставшись вдвоем, мы с лоером улыбнулись друг другу: я – криво, он – излишне жизнерадостно.
– Как дела?
– В тюрьме сижу, – в тон ответил я.
Рыжий улыбнулся еще раз. Действительно, какие могут быть дела в тюрьме?
Максим Штейн понравился мне с самой первой минуты знакомства. С моей точки зрения, этот умный и довольно решительный молодой человек имел лишь один серьезный недостаток: московскую прописку. Коренной житель десятимиллионной, сытой, чисто выметенной, ярко освещенной, хорошо охраняемой столицы, он не мог до конца понять кровожадной страсти к деньгам и лучшей жизни, испытываемой мною, его подзащитным.
Он с детства жил в богатом европейском городе. Об этом говорил весь его облик. Одежда, манеры и выражение лица. А я приехал из сонного и пыльного провинциального местечка, где основными молодежными развлечениями на протяжении сотен лет считались самогон, мордобой и семечки. Рыжий Максим не был беглецом из захолустья. Он не прибыл в центр государства с сумкой, где две-три пары носков и трусов были переложены двумя-тремя умными книжечками. Он не голодал, не обещал себе, стискивая зубы, сделать все для того, чтобы утвердиться на новом месте.
Глядя на Рыжего, я видел перед собой как бы вариант самого себя – только не бросившего, из-за безденежья, учебу, а спокойно получившего диплом и пошедшего работать по специальности. Если бы пять лет назад я не ушел из университета, то теперь, может быть, продвинулся бы в солидные авторы и тоже одевался бы в такие же, как у рыжего адвоката, неброские, однако совершенно незаношенные костюмчики. Носил бы японские наручные часы и смотрел в будущее с хладнокровным оптимизмом.
Да, в начале девяностых годов, когда я, и шеф Михаил, и еще десять тысяч молодых людей приехали сюда, в столицу, рабочие места для них нашлись; неглупый и отважный пришелец всегда мог, после некоторых ухищрений, найти себе приличную работу. Но платили всегда помесячно, неофициально, «черным налом». Этих денег хватало в обрез на то, чтобы снимать жилье. Вилка установилась сама собой. Как будто хозяева квартир и работодатели сговорились. Хочешь жить в отдельной квартире – отдай ее хозяину все свои деньги. Москва платит, но сразу отбирает всю наличность!
