мой Гарун-аль-Рашид, – окинув его взглядом в тот первый раз сказала Ванга.
– Ага?! Ммм… Тогда ты – мой гарем.
Её даже забавляло, а может, и возбуждало, как они вынуждены «прятаться».
– Порочная его часть, – она чуть склонилась к нему. Вокруг было много незнакомых людей.
– Других не держим, – он опять заговорил тихо. Ванга подумала, что, может, им и не обязательно бывать в общественных местах.
– Как там маленький Гарунчик? – она провела по его бедру, на миг сместив и задержав ладонь внутри. Жест вышел почти непристойным, но почти. – Не соскучился по своей портовой шлюшке?
– Как ещё! – заверил Игорь. – Но ему на пользу.
Вероятно, с Петриком Ванга была не до конца искренней. Влюблённость, не влюблённость, но некоторое время она была очень сильно увлечена своим постельным романом. А на людях всё менялось. Не то, что им говорить было не о чем, но словно вне контекста происходящего в пентхаусе на Фрунзенской интересующих тем было всё меньше. И дольше года Вангу это вполне устраивало.
– Я вас любил. Любовь ещё… – вдруг услышала она. Звуки внешнего мира вернулись. Бог мой, это происходит на самом деле? Тестостероновый спортсмен решил прочитать ей Пушкина из школьной программы?
…Любовь ещё (возможно,
Что просто боль) сверлит мои мозги.
Всё разлетелось к чёрту на куски.
Я застрелиться пробовал, но сложно
С оружием. И далее виски:
В который вдарить? Портила не дрожь, но Задумчивость. Чёрт! Всё не по-людски!..
Ах, вот оно что – Бродский. Ещё хуже! Хоть бы монотонно, хотя бы какая-то шутка, ан нет, с выражением… Ну уж нет – это явный перебор. С уморой.
Ванга бросила взгляд на окна пентхауса. И на миг вспомнила, как Сухов тоже однажды пытался читать ей Бродского. Они пили пиво вдвоём и играли на бильярде. Предавались абсолютно мальчуковому развлечению. И болтали не только о работе. Дружки. Неплохо пообщались. И хотя всё закончилось дракой с располневшими мотоциклистами (а может, именно поэтому), от того вечера осталось какое-то очень светлое впечатление. Весёлая вышла тогда вечеринка: Сухов и хрупкая Ванга успели отметелить двоих докопавшихся до них мужиков и сбежать прежде, чем остальная компания очухалась. В дверях Сухов отключил ещё одного, пытавшегося преградить им путь: вероятно, кто-то уже вызвал наряд полиции, а встреча с коллегами и разбор полётов за потасовку им точно были не нужны. Но байкеры появились позже. А тут Сухов, явно переоценив хвалёную сопротивляемость своего организма к «ершу», видимо, решил произвести на Вангу впечатление. И прямо за бильярдным столом, дирижируя сам себе кием (и кстати, попадая в ритм стиху) начал читать ей Бродского. Она посмотрела на него с удивлением. Однако у Сухова хватило иронии тут же перейти на «дю-дю-дю»… Так же попадая в размер стиха. А монотонно, пародируя манеру автора, он читал с самого начала:
– Дю-дю-дю, дю-дю-дю,
