отлетела прочь и гораздо дальше своего каблука.
«Блядь, – проскочила мысль, – опять пришурупливать придется!»
– Еб твою мать! – провизжала незнакомыми нотками милая Тонечка Воробьева. – Я же обоссалась вся!
Мгновенно поняв, что переборщил, я лихорадочно искал спасительные слова!
– Тонечка, милая, это ты что ли? Я же не знал…
Минут через десять мы стояли у ограждения, довольно высокого – примерно с метр, сваренного из арматурных прутков. Тонечка Воробьева восхищалась открывшимися видами и по-детски показывала пальчиком с обломанным ноготком то в одну сторону, то в другую…
– А вон, смотри, там вон дырка в заборе, через, которую мы на работу лазаем… А вон Муська наша… кис-кис-кис!
Муська, непонятного от многолетней грязи цвета, тощая заводская кошка, несинхронно шевелила ушами, пыталась определить, откуда ее зовут.
– А вон Мишка, – почувствовав наступающую хрипоту, вытолкнул я из себя, – какую-то пришлую сучку херачит! Тащатся оба, наверное…
* * *
Тонечка Воробьева упиралась в плохо сваренные скрипящие ритмичной музыкой прутки арматурного ограждения. Когда она поворачивала голову с волнующимися пружинками кудряшек, маленький полуоткрытый ротик, со смазанной губной помадой, алел на белом, в вечернем сумраке, лице. Упрямо сжатые губки придавали этому лицу сосредоточенность и строгость.
Горизонт пылал фантастическим огнем. Старая антенна на длинном громоотводе восклицательным знаком возвышалась над нами, подчеркивая значимость бытия.
Предательская мысль в моей голове портила божественное действие: «Черт возьми, наверное, здорово это выглядит снизу!»
ГЛАВА ШЕСТАЯ
– Женька, – сияла широко распахнутыми красивыми еврейскими глазами Тонечка Воробьева, – Исаев машину свою дает. Меня посылает в Центральный документы отвезти. Про тебя спрашивал. Поедешь?
– Не-а, – набивал я себе цену. – Смена кончается, чего я свой выходной тратить должен?
– Да нет же, – тараторила Тонечка возбужденно, – я его уговорила тебе потом отгул дать.
– Не-е, – торговался я, будто бы разговаривал с начальником, – мне здесь хорошо. Я же не нанимался в командировки ездить!
– Ну Женька, ну поехали… Он же говорил, что ты сам ему предлагал!
Тонечка Воробьева деланно надула губки, утрированно изображая сожаление, хотя оттенок растерянности проступил настоящий.
– …Ну, я не знаю… – перешел я на чистый женский язык.
– Поедем, а? – по-кошачьи заглядывая в глаза, тихо протянула она.
«Умеет, однако! Прелесть какая!» – в уме заметил я, делая длинную паузу, любуясь заметно возрастающей тревогой моей прелестной собеседницы.
– Ладно, уговорила, – деланно согласился я. – Только ради тебя!
Тонечка Воробьева совсем по-детски запрыгала, выказывая искреннюю радость.
– Но
