доказывать его вину. Главное чутье. Подойдет такая логика для Трибунала, за работой которого будет наблюдать весь мир?! Ведь как вести следствие по- настоящему, как собирать доказательства без пыток с целью получения признательных показаний, как доказывать причастность лиц к совершению инкриминируемых им преступлений – мы просто не представляем. Ладно дома, а что, если мы здесь, перед всем миром, демонстративно угодим в грязь лицом?! Да и неизвестно еще, что начнут говорить сами обвиняемые в адрес нашего руководства, и сможем ли мы парировать их доводы должным образом …
Разведчик с пониманием посмотрел на разоткровенничавшегося приятеля, как видно опьяненного воздухом свободы, алкоголем и обществом человека «оттуда» – не зомбированного шпиономана из Москвы, а светского дипломата с признаками разума, – и уточнил:
– И что вы намерены делать, чтобы сорвать процесс?
Шейнин отпил из бокала и, еще более понизив голос, ответил:
– Ну кое о чем ты уже знаешь.
– О чем?
– О провокации с самолетом. В горах Чехословакии еще действительно кое- где ведутся боевые действия, но пули в фюзеляже нашего самолета принадлежат далеко не чешским боевикам, уж поверь…
– Я догадался. Но только лишь этого мало, чтобы говорить о возможном срыве процесса со стороны про- гитлеровски настроенных соединений, да еще базирующихся далеко от Нюрнберга.
– Еще Вышинский постарается назначить обвиняемым психиатрическую экспертизу, которая признает их невменяемыми, а читай – неподсудными…
– Как это? Какие для этого у него есть основания? – вскинул брови Даллес, явно не готовый к такой тактической хитрости в исполнении полуграмотных крестьян, чей образ Шейнин нарисовал ему минуту назад и который в принципе совпадал с его представлениями об облике советских обвинителей. Собеседник усмехнулся и ответил ему:
– Ты же помнишь эту историю про Гиммлера, который во время посещения одного из концлагерей увидел немецких солдат, закапывающих горы трупов казненных, и после сотого покойника ему стало плохо. Он не смог смотреть на это, а Бах- Зелевски сказал ему, что выполнение солдатами столь грязной работы пагубно сказывается на их психике, что, сами того не желая, они превращают солдат в зверей?
– Помню, – кивнул Даллес. – После этого они стали поручать уничтожение и захоронение узников в основном «травникам» – коллаброционистам.
– Именно. Но суть не в этом. А в том, что, внеся корректировки в лагерные порядки, и сам Гиммлер, и Бах- Зелевски, и остальные все же продолжали посещать концлагеря и созерцать если не сам процесс умерщвления и захоронения, то связанную с ними атрибутику. Дневники Франка, обитые человеческой кожей; усохшие отрезанные головы узников на столе у Зейсс- Инкварта; демонтированные золотые зубы, приходящие из лагерей вагонами к министру финансов Функу для переплавки и оприходования в качестве «золота рейха» – все
