Роберт Хотланд проследовал мимо полицейского в стеклянные двери. Все так же ослепительно улыбаясь, он поприветствовал своих сотрудников, поинтересовался новостями, пошутил немного и прошел к себе в кабинет. Закрыв за собой дверь, он сразу снял улыбку, уселся за свой рабочий стол и задумался. Сказать, что он был смущен, будет неправильно. Что эта девочка его в чем-то убедила? Тоже нет. Что же тогда? Скорей всего то, что в этой девочке он увидел себя самого, каким он был когда-то, очень давно, когда он не был еще светилом науки, и перспективы познания мира не затмевались еще узко практическими интересами. Его лицо помягчало и на нем появилась настоящая, а не та, которую он носил на людях, улыбка. Может быть, она была немного наивной и даже глуповатой, но она была настоящей, а ведь все знают, чем отличается, например, изумруд от искусственного зеленого камешка.
Неожиданно он крепко стукнул кулаком по столу.
– Я сделаю это… пусть едет!
В дверь всунулось испуганное лицо секретарши. Хотланд уже держал в руке трубку телефона и вместо того, чтобы сказать, он написал на маленькой зеленой бумажке: «Через пять минут пригласите Ричарда». Жестом он одновременно успокоил и выпроводил секретаршу.
– Хэлло… Алекс?
– Да… здесь Алекс.
На том конце провода находился небольшой, но крепенький человек с взлохмаченной со сна шевелюрой, в трусах и белой майке сеточкой. Он только что выбросил пустую банку из-под пива, заменявшего ему утренний кофе, и налил молока в «сириел». Правда, этот сириел правильней называть кукурузными хлопьями, а Алекса – Сашей Борштейном, но так уж складывается жизнь. Саша родился в Жмеринке. Учился в Москве, начиная с девятого класса, потом институт и распределение в родную Жмеринку, где он долго не продержался. Жизнь побросала этого человека по всему Советскому Союзу: от Сахалина до Мурманска он строил дороги или протирал штаны в конторах, но на одном месте не задерживался дольше полугода. Дело в том, что его бурная деятельность не совсем совпадала с целями социалистического строительства, и хуже того, граничила с компетенцией Уголовного Кодекса.
При всем при этом, жил он в Союзе весьма неплохо, в материальном отношении, но предпочел свободу, в самом кардинальном смысле. Вот тут-то и пригодилась ему его пухлая трудовая книжка – на первом же интервью в американском посольстве несчастному еврею удалось убедить чиновника в том, что ему нигде не дают работать из-за антисемитских происков советских властей. Он получил статус беженца, а вместе с ним «велфор», деньги на обучение и массу других материальных благ.
Дальше все было как обычно: после первых восторгов начались разочарования, развод с женой, трения с законом, но неистребимый оптимизм и необычайное упрямство сделали свое дело – Саша Борштейн превратился в Алекса, средней руки, можно даже сказать, преуспевающего бизнесмена, не смотря на разветвленные долговые обязательства.
Для Хотланда он был посредником в работе с несколькими строительными компаниями. Геология ведь не только теоретическая наука.
– Здесь Алекс… здесь.
