взглядом.
– Когда уезжаешь, – сказала она, – ожидаешь, что все станет меньше, когда вернешься. – Она тряхнула головой и вздохнула.
– Не стало?
Она покачала головой:
– Все выглядит так же, как раньше, просто охренеть.
Она отступила на несколько шагов, похлопывая моей визиткой по бедру, широко распахнула глаза, глядя на меня, и отработанным жестом повела плечами.
– Береги себя, Патрик.
– И ты себя, Кара.
Она указала на мою визитку:
– А зачем, когда у меня есть это?
Засунув визитку в задний карман джинсов, она повернулась в сторону открытых дверей «Черного изумруда». Затем остановилась, повернулась и улыбнулась мне. Это была открытая хорошая улыбка, но ее лицо явно отвыкло от такой мимики и дрогнуло от напряжения.
– Береги себя, Патрик. Хорошо?
– Беречь от чего?
– От всего. От всего.
Я ответил ей беспечным взглядом – по крайней мере, постарался. Она кивнула мне так, как будто у нас теперь был свой секрет, и зашагала к бару.
8
До того как преуспеть на политическом поприще, мой отец занимался политикой в местных масштабах. Он и плакаты держал, и по избирателям ходил, а бамперы всех «шевроле» в нашей семье пестрели наклейками, кричащими о его фанатичной преданности делу. Для него политика не имела ничего общего с социальными переменами, и он не дал бы ломаного гроша за то, что политические деятели обычно обещали народу; единственное, что он признавал, были личные связи. Политика представлялась ему эдаким пряничным домиком на высоком дереве, и если будешь водиться с правильными ребятами, они возьмут тебя с собой, оставив неудачников внизу.
Отец поддержал Стэна Тимпсона, когда тот, новоиспеченный выпускник юридической школы и новичок в офисе окружного прокурора, баллотировался в члены городского управления. В конце концов, рассуждал он, Тимпсон был жителем нашей округи, начинающим свой путь наверх, и если все пойдет хорошо, вскоре он станет своим парнем, к которому можно обратиться, если ваша улица нуждается в ремонте или у вас слишком шумные соседи, а ваш кузен как раз хлопочет о профсоюзном пособии по безработице.
Я смутно помнил Тимпсона еще с детских лет, но этот образ слился с тем, который я не раз видел по телевидению, и мне трудно было различить их. Поэтому когда его голос наконец просочился в мою телефонную трубку, он показался мне каким-то искусственным, словно мне позвонил автоответчик.
– Пэт Кензи? – вежливо осведомился он.
– Патрик, мистер Тимпсон.
– Как поживаете, Патрик?
– Хорошо, сэр. А вы?
– Великолепно. Лучше быть не может. – Он рассмеялся так, будто услышал остроумную шутку, которую я почему-то не уловил. – Дайандра сказала, что у вас ко мне есть вопросы.
– Да, есть.
– Хорошо, валяй, сынок, задавай.
Тимпсон был всего на десять или двенадцать лет старше меня. Поэтому
