но он настоял – померанский шпиц, родословная…
– Ну сколько?
– Сказал, пятьдесят тыщ.
Вика пошлет его к черту. И родители Вики, которые переводили ей на карту по двадцатке в месяц. А первым его пошлет Северьян.
Приют – это отличная идея. Столько животных нуждается в доме, но не находит его, потому что кому-то важна родословная. А детям нужна семья…
– Бальзамин твой посадила, – как оказалось, продолжала Нонна Карленовна, – и львиный зев.
– Антирринум не забудьте проредить, – машинально отозвался Север, глядя на окна своей квартиры на втором этаже, прямо над острым козырьком подъезда.
Его балконные клумбы и правда притягивали взгляд. Пожалуй, они были единственным, что его здесь притягивало – нежно-плетистая эшшольция, усыпанная крошечными белыми звездочками цветов. Разноцветный портулак. Годеция Майден Блаш, тагетес тонколистный. Два островка рукотворного рая. Цветоводство Север полюбил внезапно – точно так же, как понял, что хочет завести собаку. Увидел на рынке, куда часто приходил за колоритными кадрами, прилавок с яркими пакетиками. Рука потянулась сама, будто к игрушке – в детстве. Семена стоили копейки. Что делать со всем этим богатством дальше, Север не представлял, но добросовестно очистил заросший участок земли возле дома от одуванчиков и разбил цветник. Огородил его обломками кирпича и каждый день с удивлением поглядывал на свой рукотворный черный квадрат то с мыслью о том, что прямо сейчас где-то там зарождается жизнь, то с боязнью, что жизнь умерла только потому, что ей не повезло попасть в его неопытные руки – и чувством вины за это.
Однако жизнь оказалась сильней – и победила, проложив себе путь к свету: однажды утром удивленный творец увидел над поверхностью ее крошечные радостные ростки. В тот миг Север почувствовал, что с него будто спало невидимое проклятие. Жизнь крепла, вбирая в себя дождь, солнце и ветер. Она не боролась за себя, не рефлексировала, не сомневалась – просто была. Фацелия, календула, кларкия, годеция… Девчонки в ярких платьях (косички, самокаты и банты), они кому-то неудачно преградили путь. Нога в ботинке сорок шестого размера, не меньше, превратила Севину клумбу в утоптанный армейский плац быстрее, чем он успел выложить в «Инстаграм» очередные кадры быта местных маргиналов.
На следующий день он купил два глубоких пластиковых ящика с металлическими скобами для крепления и подвесил их под окнами. Жизнь, которая не могла защитить себя сама, нуждалась в его защите.
Хлопнула дверь подъезда. Жену он узнал бы, даже облачись она в рясу Северьяна. Натянутый на лицо капюшон толстовки тем более ее не спасал.
– Вик, Вика-а!
Она не остановилась и не обернулась, наоборот – ускорила шаг.
– Извините, – пробормотал он. – Я… Мне надо… – и бросился в погоню.
Догнал за углом, схватил за рукав. Вика выдрала руку и замерла напротив, подбоченясь.
– Ты далеко?
– Хлеб
