Москве понадобилось устранять генерала?
– По той же причине, по какой расправились с господином Кутеповым.
Плевицкая отвечала короткими фразами и была довольна собой.
«Пока все идет без сбоя. Кажется, убедила, что Коля крайне опасен большевикам. Пресса, а за ней читатели должны поверить в мученическую роль Скоблина, пострадавшего за белое дело, тогда его обвинение полностью рассыплется. Верно поступила, что вышла без косметики, выгляжу измученной; не терплю к себе жалости, но сейчас она необходима. Позировать для снимков не стану, скажу, что не в форме, плохо выгляжу…»
Плевицкая играла роль бедной, оказавшейся на грани жизни и смерти жертвы политической интриги, точно отрепетировала, выверила каждую фразу, даже интонацию, мимику.
«Завтра вся Франция, а за ней Европа, Америка узнают, сколь кровожадны враги русских эмигрантов, посмевшие поднять руку на безгрешную певицу и ее мужа. Начнут соболезновать, поносить злодеев, и в штабе уже не будут судачить о связях Коли с Москвой, его роли вербовщика».
Плевицкая поблагодарила за внимание, сослалась на усталость. В палате проанализировала свое поведение, осталась им довольна: интервью станет бесплатной рекламой и оправданием мужа.
На другой день засобиралась покинуть клинику. Не на коляске, а самостоятельно. Зашла в палату мужа, чтобы проститься, пожелать скорейшего выздоровления, но Николая Владимировича не нашла – кровать была пуста.
– Больной ушел с посетителем в парк, – объяснила сиделка.
Плевицкая была в недоумении.
«Что за посетитель? Уж не из полиции ли, чтобы получить показания? Зачем уходить в парк, когда для беседы есть палата? В парке стужий ветер… Вернется – отчитаю!..»
Если бы Надежда Васильевна знала, кто пришел проведать Скоблина, не стала бы сердиться.
– Свалились как снег на голову, – улыбнулся Скоблин, пожимая руку Ковальскому.
– Узнал из газет о случившемся и изменил день встречи, – объяснил курьер Центра.
Он не рассказал, что на этот раз до Парижа добирался с приключениями – на немецкой границе задержали на непродолжительное время, поезд в Париж опоздал на шесть часов. Не признался и что очень устал, не спал более суток.
В далекое путешествие Петр Григорьевич отправился под видом беженца, дескать, напугали репрессии среди разных слоев общества в
СССР, захотел соединиться с ранее потерявшими родину соотечественниками. Биография вновь осталась реальной – учеба в Одесском военном училище до Первой мировой войны, получение чина прапорщика, ранения на фронте в Галиции, награды, участие в обороне Киева, поездка на Дон к Каледину, служба интендантом на станции Царицын, отступление с белыми частями. Дальше шла легенда.
– Могли дождаться моей выписки из клиники, – заметил генерал.
– Нет времени, – признался Ковальский. – Ждут в Берлине и Риге.
– Крайне неосторожно явиться в открытую – вас могли запомнить
