нарушу?Пей мою душу.
Крест – на оркестра скрипичное скерцо.
Делай как знаешь, как тебе лучше.
Хочешь – навек четвертуй мое сердце,
рви мою душу.
Смейся, паяц! – или можешь иначе?
Весь изойди на кофейную гущу.
Я тебя, как купюру, истрачу —
но не куплю твою душу.
Вечный полет, соло слова, слалом —
лучше заткните уши
и улыбнитесь потешным оскалом.
Оставьте мне мою душу.
Телефонный ноктюрн
Моя печаль и грусть твоя
встанут ли рядом?
Но губ твоих
изогнутый рисунок
вновь место мне мое укажет.
Ну что ж,
гореть решусь ли я,
когда прохладных фраз поток
так упоительно жесток?
Впрочем, всё это – слова.
Пусто за ними.
Я пропускаю сквозь себя
сладкое имя.
Красные лампочки
в ночных киосках —
сигнализация на страже.
И дождь шелестит по асфальту,
и шепчет дождь,
и делает музыку.
Зачем же так пусто кругом?
Один тащусь через ночь,
через дождь, через весь город,
иду, как заведенный.
Слегка пьян, но это неважно.
Вот если я напиваюсь сильно,
то начинается ерунда.
Я сажусь на телефон
и звоню всем подряд,
не заботясь, что уже
три часа ночи,
все давно видят
красивые сны,
а разговор со мной
не сулит
ровным счетом ничего.
На следующий день
меня просят
больше так не делать —
и я, конечно, обещаю
больше так не делать —
я действительно намерен
больше так не делать —
но когда вечером
я снова напиваюсь,
то именно так делаю.
От одиночества всегда
начинаешь валять дурака,
даже когда не пьян.
Вот ты еще не знаешь,
что тебе я тоже
буду звонить по ночам,
несмотря на то,
что у тебя нет телефона.
И если ты
услышишь эти звонки —
последний мой шанс —
и если ты
наутро попросишь
больше так не делать,
то я решусь
просить тебя быть со мной,
и, может быть,
ты согласишься,
хотя это тебе не сулит
ровным счетом ничего.
Знаешь,
может, оно и смешно,
но всё равно —
я люблю тебя.
С Новым годом
Серый снег
ночных бульваров
гонит всех
в тепло подвалов.
В тот уют,
где пьют без злости
и снуют
шальные гости.
Где горят
и тают свечи,
где я рад
случайной
