снова. Потому что если я этого теперь не сделаю, значит, тогда все было впустую.
– Я встану рядом с тобой! – тоненько крикнула Цири. – Вот увидишь, встану! Нильфгаардцы заплатят мне за бабушку, за все… Я не забыла!
– Тихо, – проворчал Ламберт. – Не встревай в разговоры старших.
– Еще чего! – топнула ножкой девочка, и глаза у нее загорелись зеленым огнем. – Думаете, зачем я учусь драться мечом? Хочу убить его, того черного рыцаря, того, с крыльями на шлеме, за то, что он со мной сделал, за то, что я так боялась! И я его убью! Для этого и учусь!
– Значит, теперь учиться перестанешь, – сказал Геральт голосом, с холодностью которого могли бы поспорить стены Каэр Морхена. – Пока не поймешь, что такое меч и чему он должен служить в руке ведьмака, не возьмешь его в руки. Ты учишься не для того, чтобы убивать и быть убитой. Ты учишься убивать не из страха и ненависти, а для того, чтобы уметь спасать жизнь. Свою и чужую.
Девочка закусила губы, дрожа от возбуждения и злобы.
– Поняла?
Цири резко вскинула голову.
– Нет!
– Значит, не поймешь никогда. Выйди.
– Геральт, я…
– Выйди.
Цири развернулась на пятках, несколько секунд стояла в нерешительности, словно ожидая чего-то невозможного. Потом быстро побежала по лестнице. Было слышно, как хлопнула дверь.
– Слишком резко, Волк, – сказал Весемир. – Слишком уж резко. И не следовало этого делать в присутствии Трисс. Эмоциональные связи…
– Не говори мне об эмоциях! Я сыт по горло болтовней об эмоциях!
– Почему же? – насмешливо и холодно проговорила чародейка. – Почему, Геральт? Цири – нормальный ребенок. Она нормально все чувствует, воспринимает эмоции естественно, принимает их такими, каковы они в действительности. Ты, разумеется, этого не понимаешь и удивляешься. Тебя поражает и раздражает то, что кто-то может испытывать нормальную любовь, нормальную радость, нормальный страх, боль и обиду, нормальную ненависть и нормальную печаль. Что именно холодность, отстраненность и безразличие считает ненормальными. О да, Геральт, тебя это раздражает, раздражает до такой степени, что тебе в голову лезут мысли о подземельях Каэр Морхена, о лаборатории, о покрытых пылью бутылях с мутагенными отравами…
– Трисс! – крикнул Весемир, глядя на побелевшее лицо Геральта.
Но чародейка не позволила себя прервать, она говорила все быстрее, все громче:
– Кого ты намерен обмануть, Геральт? Меня? Ее? А может, самого себя? Может, не хочешь подпустить к себе правду, правду, которая известна всем, кроме тебя? Может, не хочешь признать тот факт, что эликсиры и травы не забили в тебе эмоции и человеческие чувства! Ты забил их в себе сам! Ты сам! Но не пытайся убивать их в этом ребенке!
– Молчи! – крикнул ведьмак, вскакивая со стула. – Молчи, Меригольд. – Он отвернулся,
