его, всунула туда детей.
Теперь, помимо Марьяны, и Тимур заплакал.
Темнота, нескончаемый шум, грохот и скрежет, как будто едем мы в консервной банке, по стенкам которой кто-то периодически постукивает, да ещё и сплошь замкнутое пространство без единого лучика света, не считая маленького заклеенного лючка на потолке, от которого было очень мало толку… Всё это угнетало и меня тоже. Что тут было говорить о маленьких детях…
Только вот одному Палачу было наплевать на то, в каких условиях мы будем вынуждены находиться неизвестно сколько времени. А хотя – известно. Здесь мы будем ровно столько, сколько решит сам Палач.
Быстрее бы путешествие кончилось. А оно только началось, к сожалению.
– Мама, мы Машу забыли. – печально сказала Марьяна, напомнив мне о том грандиозном упущении, что мы не только её куклу оставили дома.
Мы вообще всё оставили. Абсолютно всё.
И только тогда я сообразила, что совсем не готова к поездке. Я ни одежды детям не взяла, ни подгузников, ни перекусить, ни себе ничего элементарного.
Вот же я…
Какая с меня мать? Что это со мной?
Я ведь привыкла за три года бегства срываться с места в любое время суток и всегда в скоростном темпе собирала рюкзак с самым необходимым. До автоматизма выработала в себе эту способность.
Да и дети мои давно знают, что такое – жить в дороге. Им не привыкать чего-то лишаться, но… Только вот совсем без ничего, даже без воды, у нас такое путешествие впервые.
Правда, мне было вообще не до того, чтобы вспомнить о самом важном несколько минут назад. И я посчитала, что забыть обо всем было вполне очевидным результатом смертельной казни, произошедшей на моих глазах.
Но оправдания мне всё равно не было. Детям не объяснить, что им придётся испытывать дискомфорт во всех сферах. Они не понимают, что случилось на самом деле. Только бы о Чарли не спрашивали.
– Я боюсь. – шёпотом сообщила Марьяна мне в ухо. – Тут темно. Тут монстры живут. Вон там, в углу.
Она, как и я, обратила внимание, что из тёмного пространства фургона, ближе к распашным дверям, благодаря еле уловимому свету от лючка, виднелось очертание чего-то светлого.
А у меня с собой нет ни телефона, ни фонарика. Посветить нечем совершенно, чтобы узнать, что там такое. А ползать по фургону в надежде хоть что-то наподобие спичек отыскать, не получится. Детей не оставишь одних в кромешной темени. Да и вряд ли тут будет валяться что-то подобное. Скорее, на труп чей-то напорюсь, чем на спички.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, почему Палач не впустил нас в кабину. После того, как я пыталась его застрелить, Палач не испытывает ко мне доверия, а потому мне в тепло и комфорт не попасть ни за какие коврижки.
Да и Палач никогда не считал меня за человека, так что ничего удивительного в его жёстком поступке в отношении меня нет.
Только детей жалко. Заболеем мы тут все от холода.
