командировку.
–А потом?
–А потом, если он сам не поймёт, можно будет сказать, что у нас урезали бюджет и закрыли тему.
–Я дал этому парню слово офицера и если вы его не возьмёте, я подам рапорт в Министерство.
–О чём?
–О переводе в любое другое место.
–Я и сам могу перевести тебя в другой отдел.
–Не смешно.
–А ты и не смейся, ты подумай. До следующей недели у тебя ещё есть время.
–Мне не о чем думать, а если у вас плохо со слухом, повторяю. Я дал этому парню слово русского офицера и…
–Молчать! – заорал Стеклов, хлопнув ладонью по столу, – если ты хочешь из-за какого-то сопляка уходить отсюда, катись к чёртовой матери, а сейчас мне некогда. Иди, пиши свой рапорт.
***
После этого разговора директор почтового ящика 1793 тоже не мог заснуть. Он уже давно привык к тому, что жизнь постоянно напоминала ему о его национальности, но, когда это случалось, старался отгонять от себя мрачные мысли. В большинстве случаев ему это удавалось, однако сейчас его разобрало. Ведь Аркадий Сергеевич Стеклов на самом деле был Аркадием Ароновичем Гутманом.
В начале войны, после того как во время бомбёжки погибли его родители, Аркашу взяла к себе соседка. Родственников у него не было, и он с благодарностью переселился к ней, тем более, что он дружил с её сыном. Потом он вместе с семьёй своего друга поехал в эвакуацию, а там соседка его усыновила, и он получил паспорт на фамилию Стеклов.
Глава семьи вернулся с войны на костылях. Чины и награды не облегчали его жизнь. Он видел, что был тяжёлым бременем для семьи и срывал свою злость на приёмном сыне, а потом, чтобы избавиться от Аркадия, устроил его в только что открытое Нахимовское училище. В положенное время Аркадий с отличием окончил училище и поступил в академию, а после неё быстро продвигался по службе. Не так давно в звании капитана первого ранга его назначили директором почтового ящика 1793. Это был прямой путь к адмиральским звёздам, и он хотел оградить себя от всех возможных неприятностей на этом пути.
До смерти приёмных родителей причиной неприятностей мог стать брат. Он был не такой способный, как Аркадий, гораздо менее старательный и очень завистливый. Его карьера не сложилась. Несмотря на помощь отца, он медленно продвигался по службе и во время редких встреч с Аркадием обязательно напоминал ему о его происхождении. Теперь это уже было не опасно, потому что других свидетелей усыновления почти не осталось. Что же касается национальности, Стеклову-Гутману и так никогда не давали о ней забыть.
В 50-е годы, учась в военной академии, он, атеист, благодарил Бога, что никто не знает его настоящей фамилии, которая совпадала с фамилией одного из «врачей-вредителей».
В 67 году он уже гораздо спокойнее наблюдал, с какой злостью советские средства массовой дезинформации поливали грязью «Израильскую военщину». В глубине души он испытывал гордость, слушая, как его коллеги отзывались об Израиле. Они не перестали быть антисемитами, но не
