кабинету.
– А почему арестованный не хотел дать таких показаний сразу или хотя бы немного раньше? – спросил он, круто повернувшись и остановившись против капитана.
– Он объясняет это тем, что боялся за свою семью. Не за ту, которая у него была в Краснотале, а за другую… В Западной Германии Струнников успел обзавестись новой семьей. Согласно его показаниям, у него там жена и двое детей, которые сейчас находятся на положении заложников у американской разведки.
Полковник задумался.
– Ну, все это, полагаю, со временем выяснится, – произнес он. – Думаю, в одном, и очень важном, пункте вы не правы. Да, да, – повторил он. – В важнейшем пункте вы не правы. Видите ли, анализируя показания арестованного Струнникова, вы не можете забыть, что его личность не внушает нам доверия, и, таким образом, инстинктивно, так сказать, ищете какие-нибудь обоснования для выводов, противоположных тем, на которые рассчитаны показания. Так ведь?
– Так, – согласился Русаков.
– Это естественно и понятно, – продолжал полковник. – Вот почему опытные враги иногда охотно дают более или менее правильные показания – они рассчитывают как раз на то, что им не поверят и следствие пойдет по ложному пути. Чтобы избежать подобной ошибки, надо при оценке искренности показаний исходить не только из отрицательного представления о личности того, кто дает эти показания, но и из всего, что мы знаем по делу. Разберемся же в том, что нам удалось пока выяснить. Нас, понятно, главным образом интересует сейчас не Струнников, а тот агент, что был с ним. Итак, во-первых, мы теперь определенно знаем, что такой человек существует, что он был сброшен над нашей территорией с американского самолета и где-то пока скрывается. Во-вторых, нам известно и такое очень важное обстоятельство, что заброска в нашу страну вражеского лазутчика была организована так, чтобы мы не могли узнать о его существовании. С этой целью ими и был использован Струнников. Все это бесспорно, но я чувствовал, что чего-то нам не хватало. Чего? Уверенности в том, что выводы о методе заброски к нам вражеского агента были именно таковы, какими они мне представлялись.
– Но теперь Струнников подтвердил это, – вставил Русаков.
Полковник усмехнулся.
– Эта часть показаний арестованного не имеет сейчас для нас большой цены, – сказал он. – Подтвердить то, о чем мы уже знаем без него, – подумаешь, большая заслуга! Он же знал с самого начала, из беседы с ним тогда в Краснотале, что мы разгадали трюк пославшей его разведки. Дело, милый мой, не в этом, а в том, что он, наверное, сам о том и не догадываясь, сообщает нам весьма важную недостающую деталь к делу о «Незваном госте».
– Какую? – спросил Русаков. – Я что-то плохо понимаю.
Соколов в упор посмотрел на него.
– Струнников не только ничего не знает о сброшенном вместе с ним парашютисте, но действительно не видел его лица и не слышал его голоса. Я абсолютно уверен, что в этой части показания арестованного правдивы.
– К
