style="font-size:15px;"> Я со всей широтой душевной предлагаю мужские руки для груза.
– Нет, – говорит, – одна управлюсь, а то девчонки смеяться начнут, если слишком часто вдвоем начнем ходить.
Пришлось соглашаться.
Спрятали книги в крапиву. Кстати, сама укладывала и маскировала, не побоялась обжечься. Я предложил иконы, которые на досках, забрать сразу, на них все равно ничего не видно, никто внимания не обратит. Ни в какую. Боится. Потом разрешила взять одну, а сама свернула хоругвь изнанкой наружу и пару лопухов с боков приложила, для маскировки. Возвращались порознь. Меня заставила крюк делать. Обогнул школу с другой стороны, и, когда подходил к крыльцу, она уже стояла на пороге с пустыми руками. Забрала у меня икону и велела никому не рассказывать о наших приключениях.
Перед отбоем я заглянул в девчоночий класс. Таньки там не было. Спросить я постеснялся. Пошел к церкви. Заглянул в крапивный тайник, а книги уже исчезли. Пусть и темно было, но я ничего не перепутал, смотрел там, куда прятали. Но кто-то унес. А кто, кроме Таньки?! Не привидения же? Но когда успела? И куда унесла? Стою среди могил, размышляю. Весь крапивой изжаленный. Руки, ноги чешутся.
Вернулся в лагерь. Девчонки сказали, что она отпросилась домой. Я и решил, что повезла подарки любимой бабушке. Не захотела светиться с церковными книгами, а то, чего доброго, до училки дойдет, а та обязательно шум поднимет, не пожалеет примерную ученицу. Только непонятно было, на чем она уехала и как дотащила тяжеленные гроссбухи.
Обиделся, разумеется, что моей помощью побрезговали.
Увидеть ее на утреннем построении не ожидал, но девочка дисциплинированная, успела вернуться. Стоит с подругами, щебечет, веселая и довольная. По дороге на завтрак я подошел, спросил, куда вечером пропала. Оказалось, что случайно увидела грузовик дяди Саши Белова и попросила отвезти домой. А утром брат на велосипеде привез. Мне даже понравилось, как быстро нашла выход. Похвалил ее. Но похвалы мои Таньку не тронули. И вообще она как-то непонятно держалась, будто и не лазили вместе в церковь.
Она и на поле встала за шесть рядков от меня, специально поджидала, чтобы подальше оказаться. Отгородилась, можно сказать. И в перерыве в гуще девчонок пряталась. Но я все-таки выждал момент. Спрашиваю, в чем дело, а она смотрит на меня как на придурочного – чего, мол, прицепился, отвали, повидло, как тогда говорили. Нет, впрямую она ничего не сказала, но дала понять довольно-таки красноречиво. Отчего, почему – объяснять не стала, и я подумал, из-за того, что в церкви моя рука нечаянно попала туда, куда нельзя. Но сказать девчонке, что не собирался лапать ее, решиться не смог, да и слов для такого объяснения не нашел бы.
Получил от ворот поворот и успокоился. Как будто ничего и не было. Не дорос еще, не созрел для любовных переживаний. И занятие отвлекающее очень кстати подвернулось Деревенские мальчишки проговорились, что у них имеется старый бредешок. Три вечера латали в нем дыры, а потом все свободное время бродили по окрестным прудам. Возвращались уже в темноте.
И
