разобьет лед и взлетит.
– Но, будьте вы прокляты, как?.. – изумленно начал Тилль.
– Специфика химического производства. Работает, как формалин. Мухи и те, извиняюсь, не разлагаются, – опуская глазки, пояснила услужливая личность.
Тилль поднес лицо к кубу, всмотрелся в изломы льда. Седло сидело как влитое. Из стремян уцелело левое. От правого болтался ремень.
– Ага… седельных сумок мы не уважаем. Значит, носим все с собой. Что ж, тоже правильно! – пробурчал глава берсерков и с кряхтеньем присел на корточки у соседнего куска льда.
Как ни толстокож был Тилль, но и ему стало не по себе. Он отшатнулся и выругался. Из куска окрашенного льда, совсем близко, на него смотрел человек. Смотрел ясно, смело и пристально. Лицо спокойное, с тонкими чертами. Не напуганное, лишь чуть искаженное оптическими изломами льда.
– Я угадал! Сумка у шныра! – пропыхтел Тилль.
– Не радуйтесь раньше времени. А вдруг у него ничего нет? – спросил Долбушин.
Тилль посмотрел на него взглядом пса, у которого пытаются отнять кость.
– А вдруг что-то есть?
– Кого-то он мне напоминает, этот красавчик… Может, мы встречались? Кто ты, мой чудесный? Что ты нам принес с двушечки? – подбегая к Тиллю, зашептал Белдо. Он протянул пальцы и сквозь лед гладил лицо юноши.
Это было так мерзко, что Долбушину захотелось ударить Белдо по пальцам зонтом. Чтобы этого не сделать, он отвернулся.
– Когда вы в последний раз спускали воду? – резко спросил он у директора.
Директор, через брезент рюкзака ощупывавший пачки денег, отдернул пальцы.
– Я перешел сюда работать семь лет назад… почти восемь… Лет за шесть до меня водоем чистили! Таким образом, получается от восьми до четырнадцати лет!
– Хорошенький разлет! То есть мы даже не знаем, сколько он там торчит! – с раздражением сказал Тилль.
Белдо восхищенно прижал руки к груди.
– Нет, знаем, мон ами!.. Знаем! Одиннадцать лет шесть месяцев и четыре дня!
Тилль перестал очищать сигаретную пачку от пленки.
– Откуда такая точность, Белдо? Звезды нашептали? – спросил он с изумлением.
Дионисий Тигранович смутился. Когда было необходимо, у беспомощного старичка, который не мог посчитать копеечки на пачку маргарина и всегда прибегал к помощи продавщиц, становилось очень хорошо с математикой.
– Ну это несложно… – сказал он, робкой улыбкой рождая на щеках ямочки. – Я узнал этого милого мальчика! Это сын Кавалерии. Он погиб одиннадцать с половиной лет назад. Для всех это было тако-о-е горе! Я так плакал, так плакал! Младочка и Владочка не дадут соврать!
Страдания Белдо никого не интересовали. Долбушин недоверчиво разглядывал юношу, о котором слышал, что он нырял далеко за Скалы Подковы.
– Трогать звуки руками. Видеть летающие
