разом посмотрели вверх, как на Бога, но «ремни» не зажглись. На панели горела одинокая сигарета. Алекс знал, что официальная реакция всегда запаздывает за самолетной реальностью: болтанка успевает благополучно завершиться, прежде чем командир экипажа включит сигнал «пристегните ремни», а стюардессы начнут отбирать еду.
Шуршат, громыхают неудобные, страшные «простыни» – английские газеты были консервативнее российских и все еще любили неудобный гигантский формат. Простыни громыхали страшными словами и возвещали то ли смерть, то ли арест [Mr. P.]а. (Все было так консервативно, что Алекс, почти носитель языка, долго не мог взять в толк, при чем тут интерн. Какой еще bloody интерн?.. Косвенно, по грамматике, понимая, что тут что-то не так, он, тайно и стыдясь, чтобы не дай бог сосед-аристократ не распознал в нем засланного врага, слазил в приложение. Он даже не помнил, когда пользовался им в последний раз. Intern – интернировать. Ок. Алекс просто не знал этого слова.)
…Как они задолбали, fuck. Алекс измучился, вертя газету так и так, потому что очередная колонка с толкованием того, что в Москве, ползла, как змея, через весь колоссальный лист, и это было невозможно читать.
Чтобы разгрузить глаза и мозги, он вернул весь этот громыхающий ком соседу, взял аэрофлотовский журнал – тот, что потоньше – SkyShop? – дешевские шмотки, ну ладно, – и начал перелистывать с красивеньких часов на бессмысленные браслеты из вулканического камня. Он через полжурнала сообразил, что здесь только на русском – фермер может что-то заподозрить, – не ожидал от «Аэрофлота» такой Podstava и Kolkhoz! – но может же юный английский dandy просто рассеянно таращиться на гламур и красоту.
Подошла хохломская стюардесса:
– Желаете что-нибудь заказать в нашем магазине на борту?
Не та, что была на самом деле. А такая. Высокая, стройная; короче, никакая, как манекен; ее ярко накрашенные губы и подведенные глаза к тому же нехорошо напоминали что-то неживое.
– Нет, спасибо, – с иронией отозвался Алекс. – Хотя нет, минуточку!
Он показывал на страничку с косметикой, страничку, в которую и фотохудожники, и дизайнеры вложили все свое чувство прекрасного.
Он часто видел это, когда летал. (Летал «Аэрофлотом» Алекс редко, но и ассортимент его скайшопа не обновлялся, кажется, никогда, и дело все равно кончалось тем, что Алекс скучающе перебирал эти странные, странные товары, хотя однажды чуть было не купил Тео что-то типа зажима для купюр. Но кто в наше время носит кэш?)
Красота – и, очевидно, бессмысленность этой неведомой хрени, цветовая гамма и вот это все – завораживала.
Рекламировались два вида непонятно чего: это «что-то» помещалось во флаконах толстого стекла, принадлежало к двум разным маркам, но, видимо, к одному виду косметики, хотя и внешне различалось довольно сильно. В одном случае флакон был заполнен мелкими шариками. Розово-перламутровые, они действительно походили на жемчужины, как (красивенько) и назывались в аннотации. В другой банке лежали шарики побольше и не совсем идеальной формы. Как, может, камушки с моря. И не скучно-розовые. Их цвета озадачивали: белый, серо-жемчужный,
