питывает и жизнь, и память, и душу каждого.
«У Кремля трудная судьба… трудно быть вместилищем страха». По сути дела, каждый из нас несет такой Кремль в себе и постоянно спорит, конфликтует с теми же самыми персонажами. Спорит до победы. Собственной. Или чужой.
Разматывая в нехитрых сюжетах основную, философскую линию своего романа в рассказах, автор стремится понять: зачем жизнь, каков ее смысл, каково назначение человека – независимо от обстоятельств?
Жизнь по Харичеву есть предстояние перед заветом любви, оставленном предшественниками, а также перед последним часом, который у всех великих венчался по заслугам, по образу прожитого, и часто был трагическим.
В мучительных раздумьях автор отчетливо понимает: «Будущее – в преодолении прошлого. Но каждый должен преодолеть его в себе».
Этот простой вывод подтверждается и в написанных с хорошей долей выдумки и чувством правды времени встречах с кремлевскими призраками: Лениным, Сталиным, Хрущевым, Брежневым, Маленковым, Черненко, Андроповым, Инессой Арманд, Надеждой Аллилуевой. А сверх того – и с иными, более мелкими персонажами былого и реальными сослуживцами, впутанными, как и автор, в историческую канву бытия.
Автор с болью наблюдает, как в реальной, сегодняшней жизни Кремля и страны страх оборачивается кровью, Россия оказывается на пороге гражданской войны. Устами одного из персонажей романа высказывается опять-таки простое, но точное суждение: как ни страшна пролитая кровь, порой малая кровь спасает от большой…
В романе Игоря Харичева постоянно присутствует некий всеобщий Судия, знаковая фигура, ДЕЛОПРОИЗВОДИТЕЛЬ всех кремлевских времен и поворотов истории. Этот Судия, мистический, но вполне осязаемый по своим взглядам и оценкам персонаж, проливает свет на прошлое, помогает автору распутывать клубок кремлевских противоречий, обещает ему встречу в будущем, которую, однако, надо еще заслужить и которой надо дождаться.
Но как? Каковы инструменты преодоления прошлого, выхода из страха и обреченной зависимости? Автор выстрадано находит и обозначает эти принципы, эти качества: совесть, душа, Бог, Любовь. Казалось бы, чего сложного? Но недаром Игорь Харичев, открыв это для себя, настоятельно твердит, что мы приходим в этот мир, чтобы научиться любить. И пробудить совесть, воспитать душу, обрести Бога, который прежде всего должен обитать в наших душах, в нас самих.
В конце книги перед нами встает уже во многом иной Кремль: Кремль без страха, лжи, подлости. Кремль чистоты храма и высоты человеческих помыслов.
И автор говорит себе и читателю, улыбаясь нам, людям, доверчивой детской улыбкой, чтобы мы поверили искренности и значимости наивного и прекрасного признания:
«Быть может, это и глупо, но я верю, что любовь когда-нибудь спасет мир»!
Римма КАЗАКОВА
(Предисловие к изданию 2000 г.)
I. Делопроизводитель
Он посмотрел на меня столь сурово, такими дырявящими, пронзительными глазами, что я пожалел, что открыл эту дверь.
– Извините, ошибся, – пробормотал я, собираясь уйти.
– Ты ошибся не дверью, – голос у него был тяжелый, раскатистый. – Ошибка в другом. Ты пришел не в срок… Ладно, проходи.
Повинуясь непонятной силе, я закрыл за собой дверь, подошел к столу, старинному, с гнутыми резными ножками, заваленному бумагами.
– Садись, – он указал на стул, стоящий перед столом, такой же старый, красивый, добротный.
Я сел на краешек. Мне было неловко. Я не собирался приходить к этому странному человеку. Толкнул непонятную, вечно закрытую дверь, и на тебе, влип.
– Кто ты? – спросил он с добродушнейшим выражением на лице.
– Я?.. Я человек маленький. Работаю по делопроизводству.
Он смотрел на меня так, словно я обманул его.
– Чушь. Ты не маленький и не большой. Ты – человек, а значит смертен. Понимаешь?
– Да, – пробормотал я в полном недоумении. Я подозревал, что смертен, однако в мои сорок пять об этом как-то не думалось.
– Послушай, Дмитрий. – Я поразился, откуда он знает мое имя? От меня он его не слышал. – Ты совсем не думаешь о смерти. А зря. О ней всегда следует думать. Это помогает жить. Древние это понимали. Их лучшая крылатая фраза: «Memento mori». Какая глубокая мысль. – Он глянул на меня с осуждением. – Ты изучал латынь. Знаешь эти слова. Но они остались для тебя пустым звуком.
– Простите, кто вы?
– Я? – Он загадочно усмехнулся. Его лицо стало не таким мрачным. – У меня редкое ремесло. Равно как и призвание. Можно сказать, что я – певец смерти. Но если обойтись без высокопарных слов, я – делопроизводитель. Как и ты.
Это
