style="font-size:15px;"> – Абсолютно точно. А какое место? Величественная геральдика и старинные балюстрады. А какая кухня? Чудненько, правда?
– Вполне пристойная кухня, – задумчиво проговорил Суриков и поднял изящный бокал, в очередной раз наполненный предупредительным официантом. Хитрый блеск заиграл в его тёмных, чутких глазах. – Выпьем за продолжение плодотворного сотрудничества администрации президента и нижней палаты парламента.
– Чудненько. Охотно выпью за это.
Очередная порция французского вина ушла на переработку. Отрезая кусок телятины, Потапов решил перейти к тому главному вопросу, ради которого вытащил сюда Сурикова. Лицо само собой приняло какое-то просительное выражение. Но Суриков опередил его.
– Вот скажи мне, кто мы? Народ, население, люди? На первый взгляд, люди. Гомо сапиенсы. Но это, пока мы спим, размышляем в туалете о смысле жизни или ванну принимаем. А как вышел человек из дома, забрался в автобус или вагон метро, влился в поток на своем автомобиле, занял рабочее место, заглянул в магазин, он уже часть населения. Ибо человек попадает в условия, когда он вынужден взаимодействовать с другими людьми. А как сломает некоторое количество людей руку на покрытом льдом тротуаре, оставит колесо в яме, потеряет работу, даст взятку чиновнику, лишится кошелька по причине воровства, окажется избитым хулиганами – это будет озлобленное население. А вот если человек вместе с другими начнёт гордиться своей страной или будет переживать за её несовершенство, проявит уважение к власти или скажет ей о допущенных ошибках – это будет уже народ. Сло-ожно быть народом. Для этого надо на равных говорить с властью. Не каждому населению охота напрягаться, тратить время, брать на себя ответственность. Вот почему в некоторых странах население так и остается населением. Скажем, в России. – Едкая усмешка появилась на его холёном лице. – Те, кто ругают управляемую демократию, не понимают сути происходящего. – Бокал поднялся над столом. – За то, чтобы наше население когда-нибудь стало народом.
Выпили. Потапов опять решил перейти к вопросу, который так волновал его. Просительное выражение вернулось на лицо.
– Владислав Георгиевич, разговоры насчёт того, что нашу партию будут делить, имеют под собой основание?
– А ты как думаешь? – Какими лукавыми стали тёмнокарие глаза.
– Ну… думаю, такой вариант нельзя исключить.
– Будем делить. – Суриков кивнул с той степенью сдержанной важности, которая отличает больших политиков. – Будем. На центристов и умеренно правых. Нам нужна нормальная двухпартийная система, как в Америке.
– А кому из них отдадут предпочтение, центристам или умеренно правым?
– Никому.
«Так не бывает», – подумал Сергей, но спорить не стал. С такими, как Суриков, не спорят. Пусть он и моложе Потапова лет на двенадцать.
В общем, всё подтвердилось. Деление неминуемо.
