тысяч лет назад в пещере Ласко звери были нарисованы черным. Наконец-то наш мир возвращается к истокам эстетики! – радостно провозгласил он.
Можно было подумать, что он обращается к своим портнихам, но в действительности он разговаривал сам с собой. Впрочем, и бокал шампанского держал в руке только он один.
– Покончено с этой безвкусной толпой, одетой в безвкусные цвета! – произнес он, пригубив шампанского – напитка в совершенно прозрачном одеянии.
На площади Бастилии толпилось полно народу. Не сговариваясь, здесь собрались разнообразные музыканты и художники, байкеры на «Харли-Дэвидсонах», готы, архитекторы, дизайнеры, декораторы интерьеров, рекламщики – словом, люди, которые давно уже одеваются только в черное. Если бы здесь появился какой-нибудь прохожий, не знающий об исчезновении цветов, он бы ничего особенного и не заметил. В конце концов, ахроматическая доминанта этого стихийного собрания была такой же, как у любой западной толпы наших дней. Серо-черный гризайль на бетонной площади под нависшим сумрачным небом – в Париже такое можно увидеть сплошь и рядом. К тому же считается, что на фоне неба цвет лица парижанина неразличим, он с ним сливается.
Артюр, как всегда после работы, заглянул в старую булочную в сотне метров от дома. Багеты напоминали куски камня. Мне надо выпить, подумал он, развернулся и вышел. Продавщица проводила его горестным взглядом.
Соланж, добравшись до своего домика в Монруже, неподвижно сидела за кухонным столом, покрытым клеенкой в мелкую клеточку. Царапала ногтем, покрытым лаком цвета черного перца, некогда бутылочно-зеленый квадратик.
Момо влил несколько капель бензина в бак своей «веспы» и остановился. Он раздумывал, не засорит ли ему карбюратор бензин, напоминающий оршад.
Жильбер проверял, не царапают ли пули, превратившиеся из латунных в стальные, его «беретту» под патрон 9x19 миллиметров (парабеллум). Успокоившись на этот счет, он снова убрал свой черный пистолет в кобуру.
Клюзель набросился на свой личный запас карандашей. Он опасался, что уже не сможет всучить остатки торговцам уцененным товаром. Лихорадочно чиркая по бумаге, он пробовал один карандаш за другим – и сдался.
Парижский архиепископ смотрел на Пресвятую Деву в платье цвета дождя. Казалось, Дева сложила руки в молитве о возвращении красок. Несколько раз осенив себя крестным знамением, он водрузил на голову свою серую митру.
Сильвия кинулась к зеркалу в туалете «Франс Интер». Она растерялась и впала в панику – ее глаза стали бесцветными, утратив оттенок лаванды, которым единодушно восхищались ее любовники. Она почувствовала себя калекой. Подрумянив губы серой помадой, решила, что так еще ужаснее, и тут же стерла. Одна радость – старческое пятно у нее на шее стало почти неразличимо на цементной коже. Сильвия вернулась к Шарлотте, первым же самолетом вылетевшей из Нью-Йорка. Мехди Ток
