погладывал бы гнибкий белоталДа не в меру расшалившимся купальщицам
Их бы розовые пятки щекотал.
Как легки в реке неслышные движения,
Не замутит душу спешка и тщета.
Но на глади человечьи отражения
Разбивал бы шустрым веником хвоста…
«Я никогда политиком не слыл…»
Я никогда политиком не слыл,
Я славил землю, родину, пространства,
Но вдруг на месяц праведный завыл
Oт нашего борзого окаянства.
Перечислять ли старые грехи,
Коль в голове забавные новины,
Мол, все пошли мы дружно от сохи.
Но ныне клюкву путаем с рябиной.
Окститесь, мы не в холе и тепле,
Нам не чураться радостей скоромных.
Землянам жить пристойно на земле,
А не в стальных хоромах небоскрёбных.
И потому велением небес
И нашего борзого окаянства
На родину был послан мелкий бес
И сжил под корень русское крестьянство.
Полночный снегопад
Видимо-невидимо,
слыхано-неслыхано —
Валит снег на улицы города Москвы,
И позёмка поздняя вяжет,
будто лыками,
Будто на ночь путает по ногам мосты.
Вся Москва как в озеро тихое опущена,
Снег летит-слетается на фонарный свет,
Осеняет вечностью бронзового
Пушкина,
Может быть, о нянюшке думает поэт.
В эту пору снежную поневоле
вспомнится
Про житьё в бревенчатых четырёх
стенах,
Утренние запахи в запустелой горнице,
Веники окладистые в продувных сенях.
Но как в полночь зимнюю выпадет
погодушка,
Заровняет впадины, кочки и углы, —
Что Москва-боярыня,
что деревня-вдовушка —
И в речах рассыпчаты, и лицом белы.
Если б я знахарствовал красоте
во здравицу,
Если б тайну вечности знал я наизусть,
Я Москву оставил бы
спящею красавицей,
Положив ей в голову пуховую Русь.
Пусть такое нравится далеко
не всякому,
А житьё хреновое в сущности у всех,
Что в селе, что в городе —
всюду одинаково
Валит по пословице на голову снег.
«Над Волгой ветер сине-сумрачный…»
Над Волгой ветер сине-сумрачный
И палубная маета.
Хрипят пластинки ежесуточно,
Визжат про чёрного кота.
А Волге слышать всё наскучило,
Волну уводит
