Большим завижу вздыбленныхАполлоновых коней.
Спит в ночи театр ковригою —
Честь и гордость россиян.
Как солонкою,
квадригою
Он летящей осиян.
От кого?
От брата вроде бы
Я слыхал – о том скажу, —
Что на нашей малой родине
Отковали ту вожжу,
И детали сбруи ковкие,
Дабы ржа их не взяла,
Кузнецы ковали ловкие
Из мещерского села.
Более того, поведали
Мне однажды дивный сказ,
Что едва ль не в кузне дедовой
Был тот выполнен заказ…
Замедляю шаг и тише я
По Москве ночной иду…
Вот бы мне четверостишие,
Как квадригу, на виду,
Сотворить, чтоб слово за слово
Зацеплялось, сведено,
Понимаемое запросто,
Чтоб не старилось оно.
Знаменитый сосед
«Касимов – это что-то
вроде русского Марбурга…»
Мой дом… Его уж нынче нет…
В гостях у дяди
В соседнем доме жил поэт,
Марал тетради.
Конверт, бумага, карандаш…
Наклеив марку,
Он сообщал, что город наш
Похож на Марбург.
«Скорей, отец, сюда езжай,
Беги из ада!
Здесь жизнь, здесь будет урожай,
Здесь то, что надо.
Земля-кормилица, назём,
Родные лица…
На пароходе увезём,
Что даст землица…»
Мой дом… Я рос в его стенах…
Не знал я, молод,
Что знаменитый Пастернак
Любил мой город.
А мы в соседях жили с ним,
И, как обуза,
В мои младенческие сны
Являлась муза.
Всему, всему означен срок.
Теперь я понял:
Он обронил здесь пару строк,
А я их поднял.
«Мой город на Оке…»
Дела давно минувших дней…
Мой город на Оке,
Ты от столиц вдали.
Здесь спит Сююмбике
В ногах у Шах-Али.
Седой гробницы ночь.
Минувших дней дела.
Князей ногайских дочь
Покой здесь обрела.
Край текие[1], тропой
К Оке из года в год
С утра на водопой
Гусыня строй ведёт.
А окский берег крут.
Красив заречный вид.
Петра придворный шут
Здесь тоже где-то спит.
Балакирев Иван.
Бубенчики, колпак…
Плывёт Окой туман,
Рассеивая мрак.
А век, что клок сенца,
И жизнь – щепоть овса.
Угрюмее свинца
Седые небеса.
Всех, кто велик и мал,
Всех время унесло…
Касимов. Месяц май.
Тридцатое число.
Анна
Т е к и е – гробница, усыпальница.
