не солоно хлебавшиВернулись на перины мы сугроб.
Да, вспоминаю, там тарелки била
Любовница какого-то осла…»
«А дальше, Варя, дальше-то что было?»
«А все, что и бывает опосля!»
«Помню, что было холодно. Помню, были наги…»
Помню, что было холодно. Помню, были наги
леса.
Ранней весной, на Сретенье, снег еще не сошел,
Случилось в селе событие, достойное книги
Гиннесса:
Срок отбыв наказания, Кузин пришел Сашок.
«Только что из колонии! – бабы в селе заахали.
– Ой, а худой-то, батеньки! Смирен на вид, а так…»
Брата его припомнили, как тому забабахали
За бандитизм и насилие, кажется, четвертак.
Кузин проведал родичей и наведался в чайную.
Выпил портвейна красного и, распахнувши дверь,
Молвил во всеуслышанье: «Совесть,
односельчане, моя
Чище стекла теперича, чище стекла теперь!»
Эх, до чего ж преступники на повороты резвые!
Спец по делам поваренным, пробуя острый нож,
Кузин этим же вечером курами не побрезговал —
Шеи свернул двум Вариным и Полининым тож.
Утром по следу снежному взяли его
с подельником,
Тоже с башкой бедовою, хоть оторви и брось.
Новое дело Кузину завели с понедельника.
Следствия, как мне помнится, быстро крутилась
ось.
Помню, по репродуктору что-то Эмиля Гилельса
Передавали. Славный он все-таки пианист!
Бабы мудро заметили: «Надо бы в книге Гиннесса
Случай сей оприходовать. Кузин – большой
артист!»
«До большака, что пролег из Касимова в Туму…»
До большака, что пролег из Касимова в Туму,
С Гиблиц, Гуся (он Железный, не путать
с Хрустальным)
Бабы идут уловить хоть какую фортуну,
То есть продать кое-что. Притомились, устали.
Насобирали грибов, всего больше, конечно,
лисичек.
Благо, от дома до леса совсем недалече.
Мелочь несут – тех же, скажем, хозяйственных
спичек,
Ведра черники, что зренье угасшее лечит.
Гриб, он в ходу – и сухой, и соленый, и свежий.
И нарасхват, как всегда по сезону, черника.
Лишь на дары на лесные сегодня надежда,
Благо, лисичка совсем не бывает червива.
Засветло встали, шагали, не жалясь на грузы.
Пнями-колодами
