жениться, пообещав оставить тебя в покое. Но мы увидели еще кое-что, и это нам не понравилось.
– Да кто это «мы»? – не выдержал Славка. – Ты вроде одна тут сидишь?
– Мы – это я с моими друзьями-индиго. Одна я бы не смогла дотянуться так далеко. Я попросила сейчас о помощи, и они откликнулись.
– Ника… – с робкой надеждой улыбнулась Вика, – а ты… ты видела моего сына?
– Да.
– И… какой он?
– Он очень красивый мальчик. У него белые волосы и серебряные глаза. Он очень похож на своего папу, но только более загорелый.
– Михаэль… Помпончик мой! Я поеду за ним сейчас, немедленно! – Вика вытерла слезы и вскочила с кресла. – Мам, ну что ты сидишь, ты же слышала!
– Я слышала пока сказку, – упрямо поджала губы Саша. – Надо все проверить.
– У нас нет на это времени. – Личико Ники затвердело. – Я же сказала – мы увидели плохое. И если мы не поторопимся, мальчик погибнет.
– Что?!!
Часть 2
Глава 9
Вязкое, утробно булькающее, бесконечное серое месиво…
Сверху, снизу, слева, справа – эта мерзость была повсюду. И ничего больше.
Хотя нет, не так. Это сначала была только душная серость, но потом, постепенно, в этой серости что-то зашевелилось. В булькающей массе иногда проскальзывали смутные тени. Но проскальзывали так быстро, так неуловимо, что он не мог понять – что это?
А может, и не хотел. Ему было абсолютно безразлично, где он и что вокруг.
Он вообще не выделял себя из заполнившего пространство месива, мерно колыхаясь вместе с чавкающей пустотой. Висеть в ней было… никак. Тотальное, всепоглощающее безразличие.
Безразличие льда. Камня. Песка. Вечности…
Но тени, эти тени! Их появление, поначалу редкое и спорадическое, постепенно становилось все более частым, тревожащим, мешающим. Неуловимые паршивки начинали вести себя все наглее и наглее, пока наглость их не стала возмутительной! Они больше не мелькали в сером мареве неподалеку, они атаковали! Они буквально врезались в ту часть булькающей пустоты, где растворился он.
Снова и снова, раз за разом все сильнее, все болезненнее. Все ожесточеннее.
Месиво, поначалу не особо реагировавшее на мелких пакостниц – что они могут, шмакодявки! – постепенно начало ощущать определенный дискомфорт. Что-то было не так, неправильно, что-то нарушало целостную картину существования этой вязкой бесконечности.
Но что? Что именно?
Месиво заволновалось, задергалось, пытаясь определить причину дискомфорта, оно усиленно булькало и чавкало, оно пыталось сформировать псевдоподии, чтобы прихлопнуть ими свербящих мерзавок. И уже почти отрастило, и уже занесло склизкое щупальце, но…
Но было уже поздно.
Упертые тени, где-то там, в другой реальности, называвшиеся Силой Воли, Инстинктом Самосохранения и Жаждой Жизни, сделали свое черное,
