недовольно спросила Груня.
Шериф, который в эту минуту внимательно разглядывал ковер на полу, неожиданно вздернул брови.
– Что-то типа этого, – мрачно произнес он, затем приподнял угол ковра и заглянул под него. Груня тихо охнула.
На полу красным мелом была начерчена большая пентаграмма. Шериф заметил ее только потому, что один из углов слегка виднелся из-под края ковра. Мезенцев готов был поклясться, что это тот же самый рисунок, какой он уже видел на листке, выпавшем из сумочки Серафимы.
– Как часто вы здесь прибираетесь? – спросил он у горничной.
– Два раза в неделю, – напряженно ответила Груня.
– И не видели этого знака прежде?
Горничная замерла, не зная, что сказать.
– Я вас ни в чем не обвиняю. Пока. Но мне нужно знать, когда именно здесь появилась эта пентаграмма! – строго произнес Мезенцев. – И кто ее нарисовал?
– Да что вы говорите такое?!
– Этот же человек явно виновен и в наведении порчи.
Груня взволнованно всплеснула руками.
– Вы ошибаетесь, шериф, – раздалось со стороны распахнутой двери. В комнату вошел Платон Евсеевич. – Этот символ… Он не для порчи. Скорее, это оберег, призванный отпугнуть темные силы. Верно, Груня? Это ведь ты его нарисовала?
Горничная молча опустила голову.
– Что?! – изумился Мезенцев. – Так вы тоже… Обладаете этими знаниями?
– Обладаю немного… Я только хотела защитить Симу, – призналась наконец Груня. – Она же мне как дочь! Такой же символ я и в сумочку ей подложила, чтобы защитить.
– Но от чего? – воскликнул шериф. – Или от кого?
Горничная исподлобья взглянула на Долмацкого, будто спрашивая о чем-то. Платон Евсеевич шумно вздохнул и жестом отправил ее восвояси.
Груня быстро вышла из комнаты.
– А вы, шериф, – обратился старик к Мезенцеву, – даже не слишком удивлены. А ведь есть чему подивиться. Порча, охранные пентаграммы…
– На этом посту я уже успел навидаться всякого, – признался Владимир. – Поначалу не верил, но меня буквально заставили поверить во всю эту чертовщину. А вы?
– Я родился в этом городе и живу здесь не один десяток лет. В Клыково и раньше случались вещи, о которых не рассказывают первому встречному, чтобы не прослыть умалишенным.
– Вы ведь тоже думаете, что на вашу дочь могли навести порчу?
– Уверен в этом, – не стал отрицать Платон Евсеевич. – Знать бы только, кто осмелился это сделать. А Груню не вините. Она работает у меня уже почти двадцать лет и в самом деле заменила Симе мать. Да и потом Груня никогда и никому не причинила бы вреда, не в ее это характере. Просто слышала кое-что, вот и пыталась защитить Серафиму.
– Что же она слышала?
– У меня есть враги, как вы уже и сами успели заметить, – усмехнулся Долмацкий. – И в этом городе тоже. А вы уже сами знаете, что некоторые люди
