не знаю, использовала ли она его или лишь носила как украшение… Может, как-то с его помощью она добилась политического успеха… Но когда она хотела сбежать с нами, чтобы уберечь от отца… Спасти от опытов меня и брата… Сатору бежал с Алексом, а она пошла забирать меня из… Из той комнаты. Но отец увидел нас. Она кричала, что он во всем виноват, а Фрейя внесла разлад в семью. И они начали сражаться. Дом рушился от магии. И… Ее фамильяр пробил потолок. Она оказалась погребена под завалами. Когда мы добрались до нее… Было уже поздно.
Ему на секунду показалось, что Аой не может дышать – настолько исказилось ее лицо. Но не продолжать было бы совсем жестоко.
– Я бессознательно прикоснулся к амулету, отказываясь верить, что все происходит на самом деле. Время вернулось назад, в разгар драки, и артефакт остался у меня в руках. Я хотел все исправить, но получилось так, что она снова погибла. И еще раз. И еще. Я возвращался дюжину раз, и каждый из них… Я видел ее смерть. В итоге… Она просто исчезла. Растворилась. И я понял, что мне ее уже не вернуть.
Он замолчал с чувством, что и сам умрет сейчас на этом месте. Аой с трудом выдохнула:
– Почему… Почему ты молчал?..
– Отец запретил мне…
– Да какой к черту отец! – взорвалась лидер опергруппы, не утруждая себя прятать слезы. – Отец, который издевался над вами, который готов был убить собственную жену из ревности, – как его вообще можно слушать?! Омниусы могли бы помочь, нужно было сразу же все рассказать!
– Омниусы, которые закрывали глаза на то, что происходит? Которые ненавидели мою мать, внебрачного ребенка от обычного человека? И что бы они сделали?! – кричал Даснор в ответ. – Воспользовались бы амулетом еще раз? Нарушили бы Непреложные Законы? Мне было пять, Аой, ты думаешь, я мог сам решить, что мне делать?!
– Прости… – она осеклась, поняв свою ошибку. – Я… Я…
– Мне было очень страшно, – тусклый понизил тон. – Отец боялся, что кто-то узнает о запретной магии и повесит это на него. Он объявил, что произошел несчастный случай, и запретил мне упоминать об этом. Он пытался забрать амулет. Но что-то мне подсказывало, что его нельзя отдавать ни в коем случае. Я сказал, что если он отберет у меня последнюю вещь матери, я обо всем расскажу – и это испугало его. Пожалуй, это был единственный случай, когда я сам поставил ему ультиматум. – Он печально улыбнулся. – В общем, я носил амулет, как память… Думал, что рано или поздно он позволит мне найти разгадку, но… Все было тщетно.
Он закончил рассказ и взглянул на сестру матери. Щеки и глаза ее были влажными – наверняка при такой температуре их ужасно щипало.
– Даснор…
Он ждал – нет, он был уверен, – что Аой даст ему пощечину. Или арестует прямо на кладбище. Он был готов к чему угодно, уже совершенно все равно, к чему, исход его судьбы не имел никакого значения. Но лидер опергруппы произнесла, всеми силами подавляя в себе боль – самую острую из тех, что она испытывала:
– То, что произошло с Эльвейт,
