style="font-size:15px;"> – Тебя как звать, нырок?
– Олег.
– А меня Оксана. Голова-то от книжек не заболела?
И она уселась прямо на конспекты, моментально расплывшиеся акварельной синевой. Они покурили (Башмаков только делал вид, будто курит), поболтали о погоде и о том, что в пруду скоро нельзя будет купаться из-за брошенных в него пустых бутылок. К Оксане несколько раз подходили какие-то парни, довольно развязные, и звали назад в компанию, но девушка только отмахивалась:
– Да ну вас, ханурики, надоели!
А когда солнце скрылось за огромными измайловскими березами и пруд стал цвета кофейного напитка «Артек», Оксана пригласила Олега в кино и даже купила ему билет, потому что у Башмакова было с собой всего десять копеек на обратную дорогу: родители его никогда не баловали.
Едва в зале погас свет и на экран, как черно-белый колобок, выкатился земной шар, увитый лентой с надписью «Новости дня», Оксана тяжко вздохнула. Наверное, из-за того, что сеанс начался со скучной кинохроники, а не с веселого «Фитиля». Обычно в таких случаях вздох огорчения вырывался у всего зала. Потом, когда начался фильм, новая знакомая еще раз вздохнула, на этот раз призывно, и как бы случайно положила руку на башмаковское колено. Олег боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть эту счастливую нечаянность, – и тогда Оксана наклонилась и довольно громко шепнула ему в ухо:
– Ну что ты сидишь, мертвый? Поцелуй меня!
Олег, никогда прежде не целовавшийся, тут же выполнил эту просьбу с развязной решительностью многоопытного лобызателя. От поцелуя осталось странное послевкусие – смесь сигаретной горечи и сладости мятных леденцов.
– Ой, да ты совсем не умеешь! – захихикала Оксана.
– Ну почему же! Просто здесь темно и люди…
– Ладно, не бойся, я тебя научу. Но о другом даже не мечтай! Понял?
– Понял, – грустно кивнул в темноте Олег, хотя еще полчаса назад он не мечтал даже о поцелуе.
С этого дня Башмаков уже почти не открывал учебников (что привело к позорному провалу на первом же экзамене), а если и открывал, то книжная мудрость проплывала мимо, как серый сигаретный дым, в котором угадывались лучисто-шальные Оксанины глаза. Натомившись и натосковавшись за целый день ожидания до ломоты в теле, Башмаков мчался на Красную Пресню, покупал эскимо и ждал возле проходной «Трехгорки». В нескончаемом потоке ткачих он выискивал глазами Оксану и когда наконец находил, то испытывал совершенно несказанное чувство. Ближе всего, но тем не менее плоско и приблизительно это чувство обозначается замызганным словом «счастье».
– Мороженое купил? – спрашивала Оксана.
Он молча вынимал из-за спины эскимо.
– Устала как собака, – доверительно сообщала она и слизывала сразу полмороженого. – Куда пойдем?
– Может, в Сокольники? – предлагал Башмаков, сладко мертвея от предчувствия долгих поцелуев в пустых аллеях.
– Нет,
