ли что.
Сколько себя помнит Ника, всегда они вдвоем с мамой жили, никого у них не было. Мама Нику очень любила, говорила, что дочка – ее свет в окошке, так оно и было.
Ника снова потрогала шрам на затылке. Иногда он пощипывает немного, когда заденешь. Сейчас совсем ничего не чувствуется. Нет, все-таки не может быть, чтобы у нее начались проблемы с головой. Пятнадцать лет ничего не было – и тут нате вам!
Конечно, бывали у нее приступы паники, когда вот просыпаешься в незнакомом месте и первые несколько секунд не можешь сообразить, как туда попала. Но, как говорил тот немолодой доктор, ничего в этом страшного нет, нужно просто держать себя в руках и рассуждать спокойно. Раньше помогало. А теперь вот…
Наплывал сон – не обычная легкая дрема, а тяжелый, тягучий, неповоротливый сон. Последней мыслью у Ники было, что наверняка эта льстивая пройда свекровь подмешала ей что-то в чай, а она-то, дура, расслабилась…
И снова видела она сон.
Снова она шла по узкой, вымощенной булыжниками улочке маленького городка. Она? Нет, он… Хасан шел по улочке, торопясь укрыться от стражников. Он все еще видел перед своим внутренним взором раскрытый в безмолвном крике рот арестанта и кровавый обрубок языка…
Впереди показались ворота текии, обители дервишей, мусульманских монахов.
Хасан подошел к этим воротам, точнее, к расположенной рядом с ними калитке, и постучал.
– Кто здесь? – раздался из-за ворот хриплый голос привратника.
– Во имя Аллаха, милостивого и милосердного, это я, Хасан!
Калитка открылась, и Хасан вошел в текию.
Здесь, в этой обители разума и благочестия, он чувствовал себя спокойно и уверенно. Сюда не проникали житейские бури. Хасан приветствовал привратника и направился в свою келью.
Скоро стемнело, ночь опустилась на текию, на окружающий ее сад и на весь город, как черный плащ паломника, усеянный прорехами звезд. В саду пели и щебетали ночные птицы.
Хасан не мог заснуть.
Он вышел в сад, поднял голову к небу и стал слушать пленительные голоса ночи.
Влажные и сочные трели бульбуля чередовались с тревожными возгласами козодоя, неподалеку от текии журчал ручей. Где-то вдалеке слышались окрики ночных стражников.
И тут среди этих привычных голосов послышались торопливые, быстрые шаги, раздающиеся за стеной текии.
Хасан почувствовал странное волнение. Он приблизился к стене, прислушался. Шаги на какое-то время стихли, затем возобновились. Вот они снова стихли, на этот раз совсем рядом с калиткой. Раздался тихий, едва слышный стук.
Хасан подошел к калитке и спросил вполголоса:
– Кто здесь?
Никто ему не ответил, только снова послышался такой же тихий стук, в котором можно было различить жалобу и мольбу.
И тут неподалеку послышался
