в него все глубже и глубже, пока однажды не вошел муж и не увез ее к морю. Она бродила по вымощенным улочкам Одессы, радовалась солнцу, любовалась морем и была бы счастлива, если бы не постоянная Боль где-то в области сердца. Она не жаловалась, просто в один прекрасный день стала видеть Боль, разговаривать с ней и даже подружилась.
– Знаешь, – сказала она однажды, – я написала про тебя сказку.
– Знаю, – кивнула Боль. – Я помогала тебе. Я всегда была рядом.
– Спасибо, – серьезно поблагодарила она. – Только почемуто я хочу туда снова.
– Нет ничего проще, – улыбнулась Боль, и по дороге обратно, когда поезд стоял в Киеве, ей стало плохо. Вызвали «скорую», рядом суетился муж, а Боль стояла возле носилок и улыбалась.
– Киев – замечательный город, – говорил ей муж через пару дней, глядя в окно гостиничного номера.
– Да, – кивала она, стоя рядом, успев уже навсегда влюбиться в его зелень, холмы и купола. – Пойдем погуляем еще?
Они долго бродили по городу, и теперь она была действительно счастлива: это был ее город. Ее. И ей очень хотелось в нем остаться.
– Нет ничего проще? – так, кажется, сказала Боль.
Она стояла в разрушенном храме и держала в руках зажженную свечу. Было лето, которого она так долго ждала, и в храме ее больше не было…
«…Они идут ряд за рядом. Совершенно одинаковые, как резиновые куклы. Разве эти фанатично выпученные белки можно назвать глазами? Это выражение на лицах подобострастия и лести, бр-р-р… А от того, что они кричат, нормальный человек сошел бы с ума… Нормальный? Ты, кажется, забыла, что как раз являешься одной из тех, кто к нормальным гражданам причислен быть не может… Как хорошо, что я не похожа на них, что я – живая…» – с затаенной радостью думала Рита, вжимаясь как можно плотнее в стенную нишу, стараясь выглядеть незаметнее или, вернее, не выглядеть вообще. Она немного задержалась в одном из домов, и ежевечернее выражение благодарности правительству застало ее на улице. «Только бы черт не принес проверяющих», – подумала она и на всякий случай переложила свое белое удостоверение из сумки за пазуху. Потом мельком глянула на часы: еще пять минут этого бреда, и можно будет бежать дальше. Неожиданно ее слух уловил какой-то посторонний звук в достаточно отрегулированном крике толпы. Сомнений быть не могло: это скрипели сапоги. Громко и зловеще приближаясь. «Влипла все-таки!» – с досадой подумала Рита и еще раз быстро осмотрела нишу, в которой стояла. Стена была потрескавшейся, с облезшей кое-где штукатуркой, но абсолютно ровной. Рита забилась в угол в слабой надежде, что ее не заметят. Скрип сапог равномерно приближался.
– Не бойся, – внезапно услышала она голос где-то внизу, и земля будто ушла у нее из-под ног.
Когда глаза привыкли к сумраку подвальчика, Рита увидела перед собой нечто высокое, худое, лохматое и немного несуразное, лет двадцати семи. Качнулись светлые волосы, как-то печально блеснули очки:
