самодеятельным театром и вела кружок английского языка. Дел у неё было «выше головы», а Славка проводил время в полуподвальной большой комнате, где стоял бильярд.
В бильярд играли с утра до вечера. Славка забирался на высокий подоконник и часами смотрел, как по сукну мечутся с костяным стуком жёлтые шары.
Мама просто стонала:
– Неужели тебе здесь лучше, чем в детском саду?
Славка кивал. Он был ненормальный ребёнок. Он не любил детский сад и жутко скучал там. До обеда кое-как терпел, а когда наступало время тихого часа, впадал в отчаянье. При мысли, что надо укладываться спать в большущей комнате, где совсем не так, как дома, и где ничего не напоминает о маме, на Славку наваливалась чёрная тоска.
Дома было лучше. В своей комнате Славка мог просидеть в одиночку целый день и не соскучиться. Но приходил сосед Юрка Зырянов. Он был старше Славки, закончил первый класс и делал всё, что хотел. Развинчивал Славкины игрушки, лазил в холодильник за вареньем (Славка даже сам этого не делал!) и маминой губной помадой рисовал на зеркале чёртиков и крокодилов. А если Славка запирался и не пускал, грозил отлупить во дворе.
Однажды Славка не выдержал. Он вежливо попросил Юркину маму поговорить с сыном, чтобы тот вёл себя посдержаннее.
Тётя Зина выслушала Славку внимательно, потому что знала: Славик Семибратов – хороший, воспитанный мальчик, никогда не хулиганит и не врёт. Она покивала:
– Эт-та что ж… Эт-та правильно. Я с ним поговорю.
Разговор состоялся через несколько минут. Славка гулял во дворе и слышал каждое слово, потому что окно в тёти Зининой комнате было открыто.
– Юрий! А ну иди ближе, паразит! Иди, иди! Эт-та что, я бегать за тобой буду? Кому говорят!
Потом послышалась короткая возня, и вдруг раздался вопль:
– Мамочка, я не буду!
Славка от ужаса скорчился за кадушкой у водосточной трубы.
– Не буду, мамочка, прости, не надо больше! Ой-я, прости, не буду! – верещал Юрка. Потом он на несколько секунд умолк: видно, кончилось дыхание. И тогда в нестерпимой тишине слышны стали сухие частые щелчки. Они были равномерные и неумолимые, как тиканье больших часов, которые не остановить.
– Ой-я-я, не надо, больно же!! – опять взорвался криком Юрка. Захлебнулся, и вопли его превратились в тонкий визг. Это был режущий, вибрирующий визг, словно в горле у Юрки, как в милицейском свистке, прыгал маленький шарик.
Славка, приседая, убежал в дальний угол двора и зарылся в лопухи. Он зарылся бы в землю, если бы мог! Он сидел там до вечера. Стояла глухая тишина, и Славке всё чудилось в ней громкое беспощадное щёлканье…
Он же не хотел такого ужаса! Ему надо было только, чтобы Юрка оставил его в покое!
Юрка его не оставил. На другой день он поймал Славку на детской площадке, надавал пинков и подзатыльников, накормил мокрым песком. Славка молча отплёвывался и даже не защищался, только закрывал глаза. Смотреть на Юрку было нестерпимо
