в зеленый цвет будка общего туалета в дальнем углу, веревки с бельем, натянутые прямо над тянущейся вдоль дома гравийной дорожкой – все это было обнесено старым, но еще довольно крепким забором.
Год назад, въезжая в оставшуюся после матери квартиру, Демидов сразу оценил глухую замкнутость немноголюдного двора, тишину, опускающуюся на город ранним вечером, дремотно-размеренный образ жизни немногочисленных соседей и первым делом соорудил себе во дворе персональное «место неторопливых раздумий и блаженного забвенья». К двум круглым чурбакам он прибил широкую струганую доску, третий чурбак, врытый в землю рядом с этой импровизированной скамейкой, выполнял функцию хоть и низкого, но ровного стола, на котором, в зависимости от настроя располагалась либо бутылка водки с неизменной банкой соленых огурцов, либо пара полуторалитровых пивных «сисек». На своем посту, особенно летом, Демидов проводил наверно больше времени, чем дома. Собутыльников он не любил и не нуждался в них, но в этом вопросе ему повезло – мужское население дома было представлено лишь тремя персонажами: дряхлым, почти не вылезающим из квартиры дедом Митей, пятидесятилетним «наглухо зашитым» Степанычем, и Юркой, недавно вернувшимся из армии и работавшим охранником в тюрьме. Пару раз Юрка делал попытки разбавить одиночество молчаливого соседа и «потрещать за жизнь», но быстро понял, что даже собственная вынесенная из дома выпивка не делает его желанным собеседником и не помогает разговорить этого всегда мрачного, непонятно откуда взявшегося мужика.
Демидов вышел во двор, слегка поежился от утренней прохлады, бережно установил на чурбак открытую бутылку пива, присел и достал из кармана сигареты. Первый глоток и первая затяжка – два самых блаженных действия, составляющих давно привычный ритуал начала нового дня. В полшестого утра над городом висела тишина, лишь изредка разрываемая хриплыми криками ранних петухов. Он успел сделать лишь два медленных глотка и выкурить сигарету на треть, когда тишину нарушил возникший издалека, но неумолимо приближающийся шум автомобильного мотора. Судя по звуку, машина двигалась медленно, безуспешно пытаясь объехать многочисленные ямы. Вскоре стали различимы стуки раздолбанной подвески и периодические удары о землю болтающегося глушителя. «Блядовозка тащится, – лениво подумал Демидов, – небось, Настьку со смены везет».
Невидимая со двора машина остановилась с противоположной стороны дома. «Все, Гарик, до среды отдыхаю. Позвоню, когда забрать». Из глубины салона о чем-то весело спросили. «Не твое дело». Звук захлопываемой дверцы, короткий скрип калитки, хруст гравийной дорожки под неуклюжими из-за тонких каблуков шагами.
– Ха, знакомая картина: «Те же и пиво».
Из-за угла дома появилась невысокая темноволосая девушка в кожаной юбочке-шортиках, полупрозрачной блузке и накинутом на плечи по причине утренней прохлады коротком приталенным пиджачке.
– Рабочий класс
