пожаловать настоятельница или кто-нибудь по ее поручению, и тогда лишний шум может быть последним его в этом доме деянием.
Иэёси-сан вздохнул, и тут шуршание и вздохи возобновились, причем шли они прямехонько из полутемной кухни. Перед застывшим в дверях господином Иэёси открылась очаровательная картиночка: две совсем юные монахини целовались, нежно лаская пальцами бритые затылки и спины друг друга. Секунду Иэёси-сан глядел на нежные ротики и пухлые губки, как вдруг взгляд его скользнул ниже, наткнувшись на двух других девушек, которые, стоя на коленях, нежно ласкали бедра подружек.
Композиция была настолько неожиданной, что несчастный ронин позабыл обо всем на свете, залюбовался невиданным ранее зрелищем. Красивые полуобнаженные тела поблескивали капельками пота в лунном свете. Одна из коленопреклоненных девушек вдруг быстро поднялась, продолжая целовать талию и живот подруги, ее руки поползли вверх по гибкому упругому телу юной монашки, та оторвалась на секунду от своей любовницы, подняла руки, и тут же подруга избавила ее от давно мешавшей хламиды. Одновременно с ней разделись две другие монахини, явив перед очумевшим от этой сцены Иэёси-сан изумительной красоты юные тела с темненьким аккуратненьким пушком ниже живота и торчащими сосочками.
Раздевшись, монахини снова продолжили свои занятия, лаская друг дружку губами и языками. Иэёси-сан заметил, что верхние монашки явно имели какое-то преимущество перед своими более бесправными сестрами снизу, потому как держали их на изящных поводках, за которые они время от времени дергали, принуждая рабынь к новым движениям. Мистическое освещение делало ситуацию нереальной и волнующей. Вспомнились истории о лисах-оборотнях, заманивающих в свои сети беспомощных перед их чарами самураев.
Иэёси-сан подумал было, что носи он мечи, можно было бы хотя бы защищаться, и тут же отказался от этой мысли.
«Вот бы стать их слугой, рабом, вещью, собакой, всем, чем они только назначат, – подумал Ёся. – Только бы гладить, целовать, трогать… Массировать их тугие тела, умащать душистым маслом, разминать, раздвигать, проникать, пролезать, входить, вползать и переплетать ноги, играть нефритовым стержнем, танцевать постельные танцы под луной и звездами…» Размечтавшись, Иэёси-сан не заметил, как достал налитый кровью член и принялся яростно дрочить, пока напряжение не вырвалось на свободу тяжелыми белыми каплями. В последний момент ему показалось, что старшая из госпож заметила его и усмехнулась этому нежданному поклонению и слабости.
Еле живой Иэёси-сан добрался до трапезной, где должен был эту ночь спать, ожидая, что назавтра, а может быть даже прямо сейчас, его как собаку выкинут на улицу. Но ни на следующий, ни в последующие дни никакого возмездия не последовало. Либо юные монашки почему-то приветствовали присутствие свидетеля, либо они, находясь ночью в кухне без разрешения, и сами боялись разоблачения и расплаты. В общем, сгорая от желания и невозможности, он продолжал жить и работать в женской христианской общине.
