title>Кот, который любил Брамса
Один
Для Джима Квиллера, старого, опытного журналиста, это был один из самых ужасных моментов в его карьере. Много лет назад, военным корреспондентом, он попадал под обстрелы, а как репортер уголовной хроники не раз испытал на себе ярость толпы. Теперь он вел «колонку гурманов» в «Дневном прибое», газете, выходящей на Среднем Западе, и оказался неготовым к кошмарной ситуации в пресс-клубе.
День начался совсем неплохо. Квиллер хорошо позавтракал у себя в пансионе: долька сладкой как мед дыни, омлет с зеленью, соте из куриной печенки, сырное печенье и три чашки кофе. Обедать он собирался со своим старым другом Арчи Райкером в любимом баре пресс-клуба.
В полдень Квиллер поднялся по ступенькам мрачной каменной крепости, которая когда-то была тюрьмой, а теперь снабжала едой и напитками работяг журналистов. Подойдя к древней, усеянной гвоздями входной двери, он почувствовал: что-то не так. В нос ударил запах свежей олифы! Острый слух уловил, что петли дверей больше не скрипят. Войдя в клуб, Квиллер ахнул. Вместо мрачного, прокуренного холла, столь им любимого, он оказался в помещении, где все сияло и сверкало.
Квиллер знал, что пресс-клуб был закрыт на две недели – что-то вроде ежегодной генеральной уборки, но о таких метаморфозах никто и не заикался. Они произошли в его отсутствие – уезжал по заданию редакции.
От ярости его роскошные, цвета перца с солью усы встали дыбом, и он пригладил их резким движением кулака. На стенах вместо старых, почерневших от бесчисленных слоев дешевого лака панелей обои, чем-то напоминавшие скатерти его бабушки. Под ногами не обшарпанные и выщербленные за сто лет доски, а пушистый ковер во весь пол. Трубки дневного света, немилосердно полыхавшие под сводчатым потолком, заменила сияющая бронзовая люстра. Исчез даже знакомый затхлый запах, потесненный новыми, отдающими химией ароматами.
Едва оправившись от первого шока, репортер рванул в бар, где у него было свое излюбленное местечко в самом дальнем и темном уголке. И здесь он обнаружил то же самое: кремовые стены, мягкое освещение, висящие по стенам корзины с искусственными растениями и зеркала. Зеркала! Квиллера даже передернуло от отвращения.
Арчи Райкер, редактор «Дневного прибоя», сидел на своем обычном месте с обычным стаканом шотландского виски, но исцарапанный деревянный стол был тщательно выскоблен и покрыт лаком, на нем лежали белые бумажные салфеточки с узорчатыми краями. Тут же появилась официантка с обычным стаканом томатного сока для Квиллера, но одета она была не в обычное белое платьице с кружевным платочком в нагрудном кармане. Теперь все официантки стали похожи на горничных-француженок – в нарядных черных платьях с белыми передничками, в чепчиках с оборками.
– Арчи! Что случилось? – спросил Квиллер. – Я не верю собственным глазам! – И, опустив на стул свое весьма обширное тело, он застонал.
– Дело в том, что в клуб принимают и женщин, – невозмутимо начал Райкер, – а они назначают себя в административно-хозяйственный комитет и наводят здесь уют. Это называется обратимые нововведения. На следующий год хозяйственный комитет может содрать обои со стен и ковер с пола и вернуться к прежней грязи и запущенности…
– Ты говоришь так, как будто тебе все это нравится. Предатель!
– Приходится шагать в ногу со временем, – отозвался Райкер с невозмутимым спокойствием редактора, который уже все в этом мире видел. – Посмотри меню и реши, что будешь есть. У меня в половине второго совещание. Я закажу баранину с кэрри.
– Мне отшибли аппетит, – пробурчал Квиллер. Поникшие усы подчеркивали его унылую мину. Он обвел рукой помещение. – Это место потеряло всю свою индивидуальность. Даже запах тут теперь ненастоящий. – Он поднял нос и принюхался. – Синтетика! К тому же не исключено, что канцерогенная!
– Знаешь, Квилл, у тебя, должно быть, нос как у ищейки. Никто еще не жаловался на этот запах.
– И вот еще что, – воинственно заявил Квиллер, – происходящее в «Прибое» мне тоже не нравится.
– Что ты имеешь в виду?
– Сначала насажали в редакторскую целый полк женщин. Потом перевели мужчин в женский отдел. Устроили общие туалеты – без разделения на дамскую комнату и мужскую. Наставили новомодные столы: зеленые, оранжевые, синие. Чистый цирк! Отобрали у меня машинку и дали вместо нее компьютер, от которого голова болит.
– Ты все никак не можешь забыть старые фильмы, – успокаивающим тоном заговорил Райкер. – Тебе непременно нужно, чтобы репортеры сидели за машинками, в шляпе набекрень, и стучали по клавишам двумя пальцами.
– Послушай, Арчи, – начал Квиллер, усаживаясь глубже на стуле, – я тут поразмыслил и наконец принял решение. У меня три недели отпуска
