свой опускаю шелом.Да, я отроду мнила себя в богатырских доспехах –
Иль прапамять держала свой меч в моей детской руке?
Ныне руки слабы, и былая кольчуга в прорехах,
И не витязь в шеломе – я грешная баба в платке.
Вся надежда на ратника Божьего, на Александра:
Вместе с княжичем выросло имя и стало, как щит,
И отныне питомец предвечного поля и сада
На порфире Руси златошлемным собором стоит.
Не вожди, не герои, но всяких времён очевидцы,
Сбережём ли для Русских святынь превозвышенный слог?
Переславль, Переславль!
И землицы твоей, и водицы
Хватит детям и внукам.
И далее вызволит Бог.
К молитве Иоанна Дамаски́на
Всяк сон встречаю как последний:
Проснусь ли утром на одре
Иль во гробу? И Ангел бледный
Затеплит свечку в серебре…
Скорбей достойная и муки,
Страшусь Господнего суда
И, к небу воздевая руки,
Прощенья чаю навсегда.
О, Господи, ничтоже дивно,
Когда ты милуешь святых,
Но удиви на мне наивно
Своё раденье о простых!
Да просвети мне, Боже, очи,
Чтоб возмогла на мир смотреть,
Как мал-дитя на образочек,
Да не усну навеки в смерть.
Сéргий из Радонежа – или из вечности?
И шелестность лесов, и речек перекрестье,
И древностная тишь лесного забытья…
Дай, Господи, на жизнь не здравия, но чести
И зрения грехов во скудости житья!
И дал Спаситель всё, о чём просил отшельник:
Дар плача.
Возрадев о горней Купине,
Во тлене слёз обрёл искательный моленник
Безмолвие – устам, терпение – спине.
И долго жил один, и первый сомолитель
И инок был слепец, нашедый здесь притул,
Потом пришёл юнец – и так росла обитель
Смирением того, кто молча спину гнул.
Пустынники всё шли, и северному ветру
Подобен был их путь на Сергиев светец,
Ведь авва собирал и принимал на веру
Ему самим Христом доверенных овец.
Такая в нём была владетельная сила,
Что сам московский князь явился к чернецу,
И вся Святая Русь чрез князя вопросила:
– Чему, родимый, быть – кончине иль венцу?
Чему ни быть, судьба – на Куликовом поле,
И авва отвечал: – А есть иная доля?
Молитвой и постом сильна Христова рать
И сызмала проста – где поле, там и воля!
А сколько тех полей, где дóлжно умирать!
И Сергий возгласил: – В Твои, о Боже, рýце
Прими и жизнь, и смерть сих жертвенных сердец!
Для райской купины венки в полях плетутся,
А для Руси – один спасительный Венец.
Старец Николай Гурьянов
Кто знает всё, тот ничего не знает,
Кто
