разве я не достойна счастья? Видимо – нет! Кому-то нужно быть и клеем, и крестом. Не всем выпадает такая удача – быть отдельной, самодостаточной личностью.
– Это что ещё такое? – раздался в темноте строгий голос.
Куртка Давида Львовича легла мне на плечи. Меня окутало теплом его тела, запахом кедра и кожи. И я тут же сомлела в этом тепле, расслабилась. Всё тело заныло в незнакомом доселе чувстве томления.
–А куртка-то почти новая, – мимолётно подумалось мне. – И дорогая, наверное.
Но вслед за этой мыслью тут же пришла и другая:
– Надюха меня порвёт, как Тузик грелку, если вдруг увидит.
– Спасибо, не нужно, – промямлила я, пытаясь сбросить с себя дорогое изделие швейной фабрики.
– Даже не думай сбросить, – пресек мои попытки психолог, нажимая обеими ладонями на плечи, от чего сердце пропустило удар, а голову повело. – Идём к костру, Алёна, нечего здесь сидеть.
Меня вновь подняли на руки и потащили туда, где было многолюдно, тепло и оранжево. Дыхание перехватывает, в голове вспыхивают разноцветные радостные салюты, в животе трепещут бабочки, и я млею, хочу прижаться крепче, хочу раствориться в его руках, слиться.
– Прекрати! – мысленно кричу я себе.– Не смей! Это неправильные, стыдные ощущения!
А вот и костёр, и учителя, и ребята.
Ну, всё, мне не жить. А куртка у него огромная, да в неё с десяток таких Алёнок влезть может. Чёрт! Ну чего этот Кирченко ко мне прицепился, сидела я на пенёчке, никого не трогала.
А печёная картошка и пшенная каша оказались невероятно вкусными. Таким же чудесным был и чай.
Костёр весело потрескивал, его языки плясали в сгустившейся тьме, исполняя свой неизменный, древний, как сам мир, танец.
Огонь, вскрики ночных птиц, шелест листвы, разговоры учителей и одноклассников, лица которых кажутся вылитыми из бронзы.
– А спойте что-нибудь, – елейным голоском пропела Надюха.
Ребята одобрительно загудели. Что-то большое и светло-жёлтое пошло по кругу и остановилось в руках Давида Львовича.
– Что спеть, Надя, – спросил психолог.
Все наперебой принялись выкрикивать названия песен. Даже Краснуха и физручка попытались сделать свой заказ, но их голоса потонули в криках учеников.
– Заткнитесь! – взвизгнула Надюха. – Вы разве не слышали, Давид Львович спросил меня?
Толпа подростков, наверняка догадываясь о неразделённой любви белокурой красотки к учителю, дружно загоготала.
– Давид Львович, – пытаясь перекричать ржание однокурсников заговорила Надюха. – Я бы хотела услышать песню « Спи, мой мальчик маленький».
Тьфу! И дался ей этот мальчик? Опять эти стенания матери- одиночки! Других песен что ли не знает?
– У-у-у, – весело протянул психолог, перебирая струны. –
