как мире в целом было важным достижением всё ещё наивного эволюционизма, отождествлявшего являющийся нам непосредственно геоцентрический «срез» космоса со всей материей Вселенной. Такой качественно однородный мир представлял собой дурную бесконечность, навязанную природе ограниченностью знания. В то же время ряд космогонических идей того времени, в особенности космогоническая теория Канта-Лапласа о происхождении Земли и других планет из сгустившихся газовых облаков, вводила в космогонию историческое видение, означала важную победу конкретно-научного космогонического исследования Вселенной. Сама Земля с этой точки зрения оказывалась возникшей из неземноподобной раскалённой газовой туманности. Недаром теория Канта-Лапласа coхранила свою жизнеспособность до сегодняшнего дня, в то время как сотни более респектабельных теоретических представлений за это время сделались всего лишь историческими реликвиями, вчерашним или даже позавчерашним днём науки.
К концу XIX века достраивается по всем направлением грандиозное здание классической науки, одним из стержневых элементов которого является устоявшаяся и общепринятая космологическая модель. Бесконечная и однородная в пространстве и времени, стационарная, т. е. устойчивая и постоянная, лишённая глобальных и всеохватных изменений, эта модель располагала космос в бескрайнем, но повсюду одинаковом плоском евклидовом пространстве и равномерно текущем, безотносительном к характеру протекания физических процессов, абсолютно одинаковом и равном себе, всеохватном ньютоновском времени. Вселенная в этой модели по своим пространственно-временным и прочим физическим характеристикам представлялась некоей копией с земного мира, что и неудивительно, поскольку наука того времени была ещё бессильна отобразить космические процессы иначе, нежели в их сугубо земных, непротиворечиво макроскопических проявлениях.
Но уже в конце века теоретиками был подмечен ряд несообразностей, ставивших под сомнение, по крайней мере, логическую непротиворечивость классической модели. Эти затруднения, проявившиеся как парадоксы бесконечного и конечного, были связаны с тем, что тривиально бесконечный космос, составленный по принципам этой модели, выглядел бы для земного наблюдателя и воздействовал бы на Землю совершенно иначе, чем тот, который мы имеем в действительности. Первая из этих трудностей, получившая название фотометрического парадокса, базировалась на следующем рассуждении. При равномерном расположении бесконечного числа звёзд светящаяся материя должна была бы заполнять всю небесную сферу, и в этом случае всё небо светилось бы так ярко, что даже Солнце выглядело бы на этом фоне чёрным пятном. Отсюда следовало, что либо число звёзд не бесконечно, т. е. сама Вселенная не бесконечна и где-то странным образом обрывается, либо – а в это особенно не хотелось верить, – классическая модель не отражает действительности, и Вселенная устроена как-то иначе.
В
