старик. «Вылитая принцесса!» – умилялась Акулька. Елена же не испытывала никакого восторга, и не в чужих нарядах было дело. Она так никому и не призналась, что это первый бал в ее жизни, да и некому было пожаловаться, как горько обмануты ее ожидания. Матушка Антонина Романовна только в следующем году планировала вывезти дочь в свет, и свой дебют Елена представляла совсем по-другому. Она видела себя на балу у Апраксиных, знаменитых своими празднествами на всю Европу, в белоснежном платье, в маменькином жемчужном ожерелье, (против всех бальных правил) ангажированной на все танцы только Евгением. Только с ним она хотела танцевать всю эту волшебную ночь!
Теперь же, трясясь по улицам Коломны в карете городничихи, она не испытывала никакого волнения, а чувствовала лишь неловкость оттого, что вынуждена будет просить о лошадях, о таком пустяке. Ведь у Дениса Ивановича, бывало, стояло на конюшне два десятка разномастных отличных коней! Елена вдруг вспомнила отчаянное конское ржание, которое разбудило ее в ту проклятую ночь в библиотеке отца, и едва удержалась, чтобы не закричать от нахлынувшего ужаса, но, прикрыв ладонью рот, приказала себе: «Не смей!»
Она приехала уже в разгар бала. Площадь перед домом городничего была запружена каретами, за освещенными окнами мелькали тени, и даже на улице громко слышалась музыка полкового оркестра. В зале с низкими потолками было душно, сильно пахло увядающими в жардиньерках цветами, пóтом и мастикой, в воздухе висела тончайшая едкая пыль, поднятая подошвами танцующих. Сильно декольтированная, веселая, оживленная Екатерина Львовна стояла в окружении господ офицеров, играя веером и загадочно щуря кошачьи глаза. Как только Елена приблизилась к ней, городничиха представила девушку своим поклонникам, потом отвела ее в сторонку и, нахмурившись, заговорила по-французски.
– Милочка, как вы можете быть так одеты? – строго спросила она, и ее глаза уже не казались такими ласковыми. – Этот темный туалет здесь неуместен, будто чернильное пятно, право! Что за стремление быть оригинальной любой ценой!
– Вы забыли, что я ношу траур по моим родителям? – удивленно отвечала юная графиня. – И вовсе не собираюсь танцевать…
– Зачем же тогда приняли приглашение? Ведь это странно – явиться в таком виде на праздник! Вы как будто хотели всем испортить веселье!
Елена не знала, что ответить. Заговорить сейчас о лошадях было невозможно.
– Я боялась обидеть вас отказом, – вымолвила она, заливаясь румянцем.
В это время к ним подошел молодой офицер высокого роста с пышными усами и бакенбардами. В его голубых, широко расставленных глазах сквозило лукавство, на толстых, чувственных губах играла усмешка. Он осмотрел Елену с ног до головы, учтиво ей поклонился, после чего обратился к Екатерине Львовне:
– Тетушка, пожалуйста, представьте меня графине.
– Знакомьтесь, Элен, – сразу смягчив тон, произнесла
