комитета не окажется столь же щедрой. А потом осознала, что всех своих старых друзей оставила в той жизни, где у нее были муж и дом.
Не то чтобы у нее были по-настоящему близкие друзья со времен школы или колледжа. Эти остались далеко позади вместе с родным городом и старыми воспоминаниями. Она всегда слишком много работала и поэтому не смогла подружиться с мамами других детей. Она работала не потому, что не хватало денег, а потому что не хотела зависеть от мужа, как ее мать от отца. Но, как не раз подчеркивала ее мать, вот до чего довела эта независимость.
Она глубоко вдохнула, содрогнувшись всем телом, почувствовала, что дрожь в пальцах отступает, перевела взгляд на пол под пассажирским сиденьем, где стояла маленькая коробка со старыми картами – очевидно, она забыла ее здесь, когда разгружала вещи. Взяла ее, поставила себе на колени и ощутила желание достать любую карту и отправиться по ней в неизвестном направлении. Этого она, конечно, сделать не могла, ведь у нее были Лили и Колин – лучшее, что подарила ей жизнь, – и сильное подозрение, что она нужна им не меньше, чем они ей.
Но, снова выезжая на проезжую часть, она по-прежнему держала на коленях коробку с картами, напоминавшую ей – ничто не остается прежним, и не важно, замечаем мы это или нет.
Глава 3
Прищурившись, Душка посмотрела на свое отражение в зеркале над обеденным столом, аккуратно нанесла помаду. Вплоть до того самого дня, когда решила больше не вставать с кровати, мать Душки приводила себя в порядок перед этим самым зеркалом каждый раз, прежде чем выйти из дома. Астрид всегда напевала себе под нос, даже когда красила губы. Печальные песнопения, как говорил папа, – мелодии всегда были грустными. Он произносил эти слова как обвинение и смотрел на маму так, словно ожидал извинений. Воспоминание ожгло, как пощечина, рука Душки задрожала, и пришлось ее опустить. Ей всегда казалось, со временем воспоминания выцветают. Потом она поняла – только хорошие. Плохие становятся все острее – они словно лезвие ножа, прижатое к коже, готовое резануть, если начнешь вглядываться слишком пристально.
Душка надолго закрыла глаза, и ей показалось, она слышит рев мулов в полях, чувствует запах дорожной пыли, летящей из-под обитых железом колес повозки с сеном. До ее слуха снова донесся звон разбитого стекла среди сонной тишины, шлепанье босых маминых ног по полу. Резко выкрикнутое имя.
Эхо прошлого – как тень, которая остается еще долго после того, как скроется солнце. Душка раскрыла глаза, стараясь сосредоточиться на своем отражении. Хлопковые поля не распахивали уже целую вечность, мулы умерли давным-давно. Астрид ушла в лучший мир больше шестидесяти лет назад. Душка подалась вперед, часто моргая, уставила взгляд сквозь очки в старое зеркало. Женщина, глядевшая оттуда, – не она. Ее волосы не могли так поседеть, кожа – так сморщиться. Астрид говорила – у Душки такой сильный характер, что она никогда не изменит своей позиции. Может быть, время где-то прячется и тайно сматывает нить, отделяющую нас от незнакомого лица в зеркале. Она взглянула на блюдо с кексами,
