какие у него потрясающие, почти синие глаза. Сборник назывался «Тебе, моя любовь». И песни в нём были совсем не про комсомольцев. Зато голос тот самый, с мёдом. Кассета поселилась в плеере, а подкассетник с фотографией в школьном рюкзаке Сашки, став и талисманом, и самой охраняемой её тайной.
Ну что же вы не пьёте кофе? Остывает. А, заслушались. Вижу, вижу, что вам интересно. Да и кофе вам лучше не пить, у вас давление повышенное. Гипертоник, наверное? Нет-нет, ну что вы, я не врач. Я же говорила, я заканчивала юридический. Уголовно-правовая специализация, так что если медициной и занималась, то исключительно судебной, в институте. Огнестрелы, колото-режущие, удушения, изнасилования. У нас такой весёлый преподаватель был, при любой возможности таскал нас в морг. Хотя для юриста это не обязательно. Но нам нравилось! Романтика профессии, настоящее дело, реальные трупы, а не картинки в учебниках.
Откуда про давление узнала? Так у вас зрачки расширены. И вы замялись, когда заказывали напитки. Наблюдательность? Безусловно! Причём ставшая привычкой. Нам приходилось быть чрезвычайно наблюдательными, чтобы знать о Туманове больше, чем предлагали газеты и телевидение. А Интернета тогда ещё не было, по крайней мере, он ещё не стал общедоступным. Мы копили деньги, покупали какие-то карточки для выхода в Сеть на час или на два. Сейчас даже представить сложно, да? Сначала долго и упорно соединяешься, слушая пиликанье модема, потом с черепашьей скоростью открывается главная страница Яндекса. Одним пальцем вбиваешь заветные слова «Всеволод Туманов» в надежде узнать о нём что-то новое. А потом оказывается, что там те же газеты, только в электронке.
Дальше стало проще, конечно. Безлимитный доступ, высокая скорость, социальные сети. О, это был огромный подарок всем поклонникам и большое несчастье для артистов. Представьте, где бы ты ни появился, тебя не просто узнают, а ещё и сфотографируют, видео запишут, а потом выложат где-нибудь ВКонтакте или Инстаграме с указанием времени и места съёмки. Никакой приватности! И если раньше мы наблюдали Всеволода Алексеевича только в том виде, в котором он сам хотел предстать перед журналистами и телекамерами, то благодаря социальным сетям мы могли посмотреть и как он ест бутерброд где-нибудь в буфете Шереметьево, и как дремлет в кресле самолёта, и как ругается со звукорежиссёром на саунд-чеке перед концертом. И знаете, я не уверена, что это благо. Иные снимки я предпочла бы не видеть. Но к тому моменту он уже начал стареть, и мы радовались просто тому, что он куда-то полетел, где-то выступает, значит, жив и в достаточной степени здоров, чтобы работать.
А привычка наблюдать осталась ещё с тех времён, доинтернетовских, когда информации было катастрофически мало. По глазам, по жестам, по тому, как стоит, как ходит, как нагнулся за цветами, мы могли понять гораздо больше, чем по самому подробному интервью. В интервью он ведь не расскажет, что влюблён в очередную юную нимфу, что устал после двухнедельных гастролей, поругался с женой, или что у него болит выбитая тогда в автоаварии коленка. Где-то
