пообещал Архипов, – вырастите девочкиных детей.
– Моя смерть наступит очень скоро, – возразила Лизавета, и ему показалась странным, что она как будто ни в чем его не убеждает, а просто констатирует факт. – Я должна позаботиться о девочке. Пообещайте мне, что поможете ей, Владимир Петрович!
– Чем?!
– Окажете поддержку, – неумолимо гнула свое Лизавета, – не дадите пропасть. У нас нет ни одного кровного родственника.
– Так и я не кровный родственник!
Внезапно она стала его раздражать так сильно, что он даже встал из-за стола и подошел к окну. За окном был вечер, золотистые сумерки, Москва.
Угораздило его на ночь глядя влипнуть в историю с полоумной соседкой!..
– Вы хороший человек, – возвестила Лизавета, – у вас душа кедра. Я ясно это вижу.
– Что… у меня? – не понял Архипов.
– У вас душа кедра, – повторила Лизавета. – Это крепкое, сильное, верное дерево. Пообещайте мне, что не оставите девочку.
– У-уф, – выдохнул Архипов, покорившись, – хорошо. Я вам обещаю, что не оставлю девочку. А вы мне обещайте, что, если я умру раньше вас, вы будете кормить мою собаку.
Вышеупомянутая собака, моментально поняв, что говорят о ней, забила хвостом на круглой продавленной подушке.
– Не шутите так, – смиренно попросила Лизавета, – и… напишите мне обещание.
Большими шагами – так, что пес поднял голову и с недоумением проводил хозяина глазами, – Архипов ушел в кабинет и выдернул из папки листок бумаги, чуть не порвав его.
Лизавета за дверью негромко вздохнула.
– Как девочку зовут?! – крикнул он из кабинета.
– Маша Тюрина.
– Вот, – рявкнул Архипов, появляясь на пороге, и сунул сложенный пополам листок ей в лицо, – это расписка. Обещаю Машу Тюрину не оставлять. Не дать Маше Тюриной пропасть. Только не читайте вы это при мне, а то я с ума сойду!
– Спасибо, – прочувствованно поблагодарила Лизавета, – вся энергия добра на вашей стороне, хоть вы этого не понимаете!
– Не понимаю, – злобно согласился Архипов, чувствуя себя инопланетным заводом, который вместо дисков начал выпускать шланги.
Он выпроводил Лизавету, закрыл дверь, хотел читать свои бумаги, но не смог. По телевизору тоже не было ничего, что могло бы отвлечь его внимание от Лизаветиных бредней, и вечер прошел скверно.
Наутро он обо всем позабыл, потому что навалились дневные дела и заботы, а когда приехал вечером домой, дедок-вахтер сообщил ему радостно:
– А у нас жиличка померла. Соседка ваша, Лизавета Григорьевна. Я уже в жэк позвонил и душеприказчику ейному. Надо же такому случиться. Как знала, даже телефон мне оставила. «Позвони, – говорит, – Гурий Матвеевич, когда мой срок придет». А я ей говорю: «Вы меня еще переживете!» Вот ведь как. Жил человек, да помер в одночасье! Все под богом ходим!
Наверное, это было не слишком красиво, не слишком умно и вообще
