будешь жить. Покойники – они уже ничего не стесняются!
Он посерьезнел и добавил, поднимаясь:
– Ты если чего думаешь – так зря, нам с Найдой ты не больно-то нужна. На вот, когда разденешься – накинь это… – Он бросил мне ватник с продранными локтями и вязаный шарф неопределенного цвета, свистнул собаке и отошел от костра.
Я проводила его взглядом и быстро стащила с себя мокрую одежду.
Стащив через голову мокрый свитер, я удивленно уставилась на свою левую руку.
Вместо моих простеньких часиков на запястье были надеты очень красивые золотые часы.
Те самые часы, которые я нашла на полу паркинга рядом с темно-красной «Маздой».
Часы, за которыми меня послала заказчица. Часы, из-за которых я чуть не отправилась на тот свет.
Что это значит? Как эти часы оказались на моей руке? Ведь я их точно не надевала…
В голове у меня мелькнула какая-то мысль, но я вздрогнула от холода – и эта мысль, вильнув хвостом, уплыла в глубину подсознания.
А я осознала, что стою почти голая на осеннем ветру, и потянулась за ватником, который оставил мне мой спаситель.
Этот ватник был ужасно заношенный и грязный, но сухой и теплый, и я влезла в него, стараясь не думать, кто носил его до меня, и замоталась поверх него шарфом, обернув конец шарфа вокруг головы. Ватник был велик мне на пять размеров, но в нем было тепло, особенно когда я села к костру и протянула к нему руки.
Меня снова начало колотить, но это была уже остаточная дрожь – так выходил из меня накопившийся в организме холод.
– Ну, переоделась? – раздался за моей спиной голос бородача. – Теперь вот на, выпей!
С этими словами он протянул мне квадратную бутылку мутно-зеленого стекла, заткнутую бумажной пробкой.
– Это что такое? – спросила я подозрительно.
– Лекарство! – Он вытащил пробку и вложил бутылку в мои руки. – Ты пей, пей, не сомневайся!
Я с недоверием поднесла горлышко к губам, осторожно глотнула…
И чуть не задохнулась. Мой рот, горло, пищевод обожгло жидким пламенем. Однако через секунду пламя превратилось в ровное тепло, которое побежало по всему моему телу, выгоняя из него холод и мутную темноту осенней реки, едва не ставшей моей могилой.
– Ну-ка, еще глоточек… – проговорил бородатый дядька и наклонил бутылку.
Я невольно сделала еще один глоток и снова обожглась, но на этот раз почувствовала неприятный сивушный привкус мутного пойла и отстранилась, проговорив:
– Фу, какая гадость!..
– На то оно и лекарство! Лекарство, оно и не должно быть вкусным! – наставительно ответил дядька и добавил: – Ну, тебе хватит, а то запьянеешь, песни горланить станешь, ко мне вязаться, безобразия нарушать!..
– Ну уж вязаться! – хихикнула я и впервые внимательно взглянула на своего спасителя.
Это был коренастый дядька лет шестидесяти,
