Бэрон, – куда вам еще пойти, а? Надо думать, пока мы не закончим, боюсь, заворачивать свои банки вы не сможете. Представьте себе, что вы в отпуске.
– Серьезно, в чем дело? – Бэрон вел Билли по коридорам с лампами дневного света. Здесь Билли осознал, какие у него грязные очки. – Почему дело перешло к вам? И вы в такой дали… В смысле, без обид…
– В любом случае, – сказал Бэрон, – обещаю, что не задержим вас дольше чем нужно.
– Не понимаю, чем могу вам помочь, – сказал Билли. – Я уже рассказал вашим все, что знал. В смысле, Малхолланду. Он где-то прокололся? Вы за ним подчищаете?
Бэрон остановился и повернулся к Билли.
– Прямо как в кино: все вот это, да? – сказал он. Улыбнулся: – Вы говорите: «Но я же все рассказал вашим офицерам», – а я говорю: «Ну, а теперь расскажете мне», – и вы мне не доверяете, и сперва мы оба темним, а через несколько вопросов вы говорите с шокированным видом: «Вы думаете, что замешан я?» И так будем ходить кругами.
Билли лишился дара речи. Бэрон продолжал улыбаться.
– Заверяю вас, мистер Хэрроу, – сказал он, – вас никто не подозревает. Честное бойскаутское. – Он поднял ладонь.
– Я и не думал… – выдавил Билли.
– Теперь, раз мы разобрались, – сказал Бэрон, – как думаете, может, пропустим дальнейший сценарий и вы мне просто поможете? Вот и чудненько, мистер Хэрроу, – напел он своим голоском. – Вот и миленько. А теперь закончим с этим.
Билли впервые оказался в допросной. Все прямо как в телевизоре. Маленькая, бежевая, без окон. С другой стороны стола были женщина и еще один мужчина. Мужчина – лет сорока, высокий и властный. В непримечательном темном костюме. Лысоват, подстрижен под корень. Он сложил тяжелые руки и смерил Билли ровным взглядом.
Первое, на что Билли обратил внимание в женщине, – молодость. Она казалась вчерашним подростком. Это она, осознал Билли, та самая полицейская, которая мелькнула в кратком камео в музее. На ней была синяя униформа Столичной полиции, но носила она ее куда более неформально, чем, можно подумать, положено по уставу. Не застегнута, как бы накинута. Чистая, но в складках, латках и наворотах. И макияжа на девушке было больше, чем можно представить допустимым, а светлые волосы – в модной и растрепанной прическе. Она казалась ученицей, которая подчиняется букве, но бунтует против духа правил школьной формы. Она на него даже не взглянула, и он не мог разглядеть ее лицо получше.
– Ну ладно, – сказал Бэрон. Второй мужчина кивнул. Молодая полицейская стояла, прислонившись к стене, и возилась с мобильным телефоном.
– Чай? – спросил Бэрон, показывая Билли на стул. – Кофе? Абсент? Шучу, конечно. Я бы сказал: «Сигарета?» – но в наши дни, сами понимаете.
– Нет, ничего, – сказал Билли. – Я бы только…
– Конечно-конечно. Ну-с. – Бэрон сел, достал из карманов клочки бумаги и что-то в них поискал. Безалаберность казалась неубедительной. – Расскажите о себе, мистер Хэрроу. Вы вроде бы куратор?
