когда мысль познала себя полностью, всеобщее (идея) уже не могла противопоставляться особенному, одному из моментов своего развертывания как своему предмету. Как раз в этой точке уже и субъекта-то быть не могло. Поскольку исчезал объект мышления и деятельности, то и субъект оказывался пустышкой, ему нечего было познавать, не на что действовать».
Таким образом, как только мы пытаемся заговорить о человеке, нам приходится либо значительную часть предмета (человека) вынести за пределы рассмотрения, тем самым метафизируя теорию человека, либо каким-то образом редуцировать ее, например, «биологизируя», «социологизируя» или «культорологизируя», либо, наконец, попытаться обнаружить какой-то иной способ рассмотрения нашего предмета, который позволил бы обойти описанные трудности. Это есть, применительно к нашему предмету обнаружившееся, проявление следствия теоремы Геделя о неполноте. Невозможно описать систему, оставаясь в рамках этой системы. Именно поэтому, говоря о предмете философской антропологии, необходимо рассматривать его определение с позиций общей методологии, логики в широком понимании. Опять же, если говорить о философской антропологии, то надо обратиться к современному пониманию философии как таковой. Суть философского подхода к миру и к человеку в том, что: «Все дисциплины определяются через предмет и метод. В философии они совпадают. К тому же философия является предметом самой себя». Таким образом, философская антропология есть именно философская дисциплина – в ней совпадают предмет исследования, исследователь и метод.
Еще раз обозначим суть проблемы. Классическая модель философствования базируется на принципиальном вынесении теоретизирующего субъекта за пределы поля теории. При этом теоретизирующий субъект из рассмотрения неизбежно выпадает. Следовательно, такая особенность деятельности, отмеченная Марксом, как изменение действительности, равное самоизменению действующего субъекта, оказывается вне возможности рассмотрения. Предметом рассмотрения оказывается сущность предмета (человека), как нечто стабильное, «вечное». При этом «сущность» всегда будет выступать фрагментарно, и определяться теоретиком, находящимся за пределами рассмотрения. То же, кстати, относится и к классической литературе, одним из краеугольных постулатов эстетики которой было принципиальное разделение автора произведения и лирического героя оного. Автор должен «исчезать» в тексте. Неклассический способ теоретизирования, напротив, в пределе рассматривает значимость любой деятельности только как самоизменения субъекта, только это является смыслом и целью любой активности человека. На первом месте при таком подходе оказывается принцип существования, как выражение принципиально подвижного, моментального. И как раз идеи неклассического подхода, столь ярко выражены в романтизме и модернистской литературе XX века, в которых демонстративно отождествляются автор и лирический герой произведения.
