И имя у него было совершенно подходящее, просто-таки до неприличия красивое – Артур… В общем, пока ее однокашницы-провинциалки только присматривались к столичной жизни и пытались робко положить свой красиво подведенный да накрашенный глаз на местных коренных ротозеев с постоянной московской пропиской, Лиза успела закрутить настоящий роман с сопутствующими ему прелестями – ресторанами, дачными пикниками, золотыми колечками да французскими духами. И влюбиться успела в кавалера без ума. И отдалась ему так же – безоглядно, доверчиво и с радостью. И о беременности вскоре так же сообщила с радостью – как раз перед летней сессией после первого курса. Она тогда испугалась немного, конечно, что рановато как-то для ее планов эта самая беременность приключилась, но подумала и решила – ничего. Вот сдаст экзамены, а потом повезет жениха к родителям знакомиться. Это потом уже легкий испуг в настоящий ужас перешел, когда красавец Артур, который, по всем ее девчачьим представлениям, должен был, просто обязан как человек честный и порядочный, до смерти этой беременности обрадоваться и предложить ей руку и сердце, вдруг объявил сердито и раздраженно, что хоть сердце его на сей момент Лизе и принадлежит, но вот с рукой как раз дело обстоит гораздо хуже. Она давно и прочно занята другой женщиной, которая успела, наглая такая, еще до Лизы родить ему двоих прелестных деток, мальчика и девочку, и тем самым в руку эту вцепилась уже намертво и отпускать ее вовсе не собирается. Да и сам Артур особого желания вырваться на свободу не проявлял. Так что девушке следует этот вопрос форсировать быстро и решительно, если судьбу студенческую испортить не желает. Лиза и форсировала. А что было делать? Только так и оставалось – быстро и решительно, сессия-то была на носу.
Ей бы, конечно, сразу после таких грустных событий поумнеть и бежать от своего Казановы безоглядно, да только этого не случилось почему-то. Влюбилась сильно. Успела уже всем глупым организмом к нему прирасти. Даже к родителям на каникулы всего на недельку съездила – и обратно в Москву. Решила – будет бороться за любимого до конца, всеми правдами и неправдами из семьи уводить, потому что негоже на полпути останавливаться, и даже в любви негоже. Оставшиеся годы учебы Лиза в этой борьбе и промаялась, а покинула поле боя совершенно измученная и израненная – и душой, и телом. Дважды еще в ту больницу попадала, чтоб очередные события форсировать. И даже не отреагировала никак на произнесенные грустным врачом последние слова: «…А детей у вас, деточка, никогда больше не будет. Что ж делать – я предупреждал. Мне очень вас жаль…»
Она даже и особого значения тогда не придала этому «жаль вас, деточка». Чего уж прям – жаль-то? Ну, не будет и не будет. У нее и любви такой больше никогда не будет… Ей казалось, что закончилась она в ней, вытек весь положенный потенциал за пять московских бурных лет. Вернулась в родной сибирский город с университетским дипломом и пустой холодной душой. Но решила жить дальше, как та литературная
