щас все объясню. Организм сам собой вырабатывает фенилэтиламин, когда он есть – возникает чувство любви. Но вообще-то это вещество – наркотик. Представь только – отбираешь у народа по грамму этой хрени и все спокойны как слоны. А кто захотел влюбиться – даешь ему таблеточку и он уже поет серенады под чьим-то окном.
– То есть ты хочешь влюбиться, а кто-то свистнул твой фенилэтиламин? – оторопев, спросила я.
– А как же брак, который убивает любовь? – заинтересовался Вова.
– Так и есть – с годами к этой наркоте привыкание происходит. Но бог нас умно придумал. Как только возникает устойчивое привыкание и влюбленности настает каюк, начинают действовать эндорфины. Они нас делают счастливыми и довольными.
Вовин палец нацелился на Панка как дуло пистолета.
– И к чему ты все это мне рассказал?
– Да к тому, что мне никак не удается дотянуть до перехода из одного состояния в другое.
Мы замолчали. Будильник тикал, отсчитывая драгоценные минуты, ворковали голуби, напичканные фенилэтиламином по самые перья, а я подумала – как хорошо, что скандал утих и Вова на меня больше не злится. Лучше бы он на себя позлился, коли на то пошло – я за него подвиги совершать не стану. Живет как задумчивая тыква и не желает признавать своего овощизма. Приятного, незатратного, но бесцельного до одури. Хотя, в древности философы так и жили. Ни фига не делали – думали и рассуждали. Но они своими мыслями мир изменили, а Вова просто так сквозняки языком гоняет. Вон Панк о любви мечтает. А Вова как разряженная батарейка, был бы он аккумулятор – его можно было бы оживить.
– Мир? – сверкая глазами, спросил Панк. – Мир!
Чтоб не мозолить Вове глаза, я ушла побродить по квартире. Как и мне, она досталась Вове от предков, но явно другим путем. Мне иногда кажется, что они попросту померли. Причем единовременно и оптом. Про родителей он не говорил, но в обстановке берлоги ничего не менял. Хотя если быть внимательной – обстановка не допускала мыслей о деловитом отце и домовитой матери, скорее – о затхлой старушке, которая не терпела изменений в среде обитания.
Если вспомнить самое первое впечатление – мне тогда показалось, что я попала в антикварный магазин. Но впечатление развеялось, как только я до кухни добралась. Там все выглядело более чем печально. Это была самая неправильная кухня, которую мне доводилось видеть. Я не шучу. В Питере кухни предназначены не только для приготовления пищи. Они – особый мир, почти ритуальный. Но только не Вовина.
На полках теснились пустые стеклянные банки, в некоторых умирала манная крупа, вперемешку с жучками. Допотопный овальный холодильник трясся, как Титаник при виде айсберга, но в отличие от Титаника ни мяса, ни сокровищ в нем не наблюдалось. Клеенка на столе потеряла рисунок и напоминала изнанку холста старинной картины. Мне все время казалось, если приглядишься, то поймешь, что же там было нарисовано. Но пока ни разу не получилось.
– На твоей кухне разговаривать неохота. Дрянь, а не кухня. В ней души нет.
– Ой,
