с теплой водой – тут ей и поставленный на дно замок с окошечками и аркой входа, и ракушки, и гроты, вьются плети водорослей, подсвечивает специальный фонарик и бурлит компрессор, чтобы никто не задохнулся.
А снежинки – это пузыри.
И он пошел, даже поплыл туда, куда тянуло его течением, – через подземный переход, мимо ресторана «Прага» и под знак «кирпич», говорящий о том, что вот он, пешеходный, старый, настоящий Арбат.
Мишка вытаращил глаза, глядя, как навстречу ему шагают двое мужчин в длинных подпоясанных кафтанах красного цвета, темно-серых, отороченных мехом шапках и желтых сапогах. При виде длинных и тяжелых бердышей, чьи лезвия маслянисто поблескивали, он восхищенно цокнул языком.
Наверняка актеры, изображающие стрельцов… вот только почему на них никто не смотрит?
Ладно москвичи, они такое, наверное, видят каждый день, но ведь тут есть и туристы! Иностранцы, как вон тот длинный в ковбойской шляпе, что фотографирует дом по правой стороне.
Но, может быть, он тут не первый день ходит?
А через пять минут Мишка забыл про стрельцов – вечерний Арбат, закутанный в белую тогу снегопада, подсвеченный витринами и под старину отделанными фонарями, оказался местом интересным, полным непривычной жизни.
– В заповедных и дремучих, темных муромских лесах всяка нечисть бродит тучей, на прохожих сеет страх! – пел лохматый юноша, терзая гитару, и в раскрытом чехле, лежащем перед ним, блестела мелочь, среди рублей и пятерок попадались там монеты вовсе причудливые, и квадратные, и даже в виде креста.
Чуть дальше художник, сидя на табуретке, писал портрет, модель, чернокудрая девушка, улыбалась так, что на щеках темнели ямочки, и ее лицо, очерченное штрихами карандаша, возникало на большом лице бумаги.
По бокам от бордового берета живописца, из густой седины, похожей на каракуль, торчали крохотные рожки.
Словно заметив взгляд, художник повернулся, оглядел Мишку с головы до ног, после чего усмехнулся и подмигнул – как своему, как тому, с кем делишь неведомый остальным секрет. Вспыхнуло над беретом нечто вроде нимба из багрового огня и исчезло, оставив лишь сомнения… было или почудилось?
Дальше потянулся длиннющий книжный ларек, уставленный старинными фолиантами.
Продавец, крохотный и бородатый, словно гном из «Властелина колец», аккуратно смахивал метелочкой залетевший под навес снег, говорил с двумя покупателями одновременно и отсчитывал сдачу.
Когда Мишка проходил мимо, ему показалось, что книги негромко погромыхивают, сердито шелестят страницами и даже пихаются, норовя отвоевать у соседей немножко места. Захотелось остановиться, взять огромный том в руки, как откормленного кота, погладить золоченый корешок.
– Мальчик, ты что здесь делаешь? – спросил продавец неожиданно писклявым голосом. – Или у тебя дело?
Мишка смутился – а, точно, он же не просто так гуляет, а ищет гостиницу!
Как ее, кстати, «Арбатская площадь» или «Старый Арбат»?
