живая и никому это не кажется странным. Брат, как загипнотизированный ходит за ней, и даже прислуживает, как рыцарь своей даме. От него такой тактичности и мама не могла дождаться, а эта хрупкая женщина, похожая на средневековую фею, его покорила. А может она и была феей, которой глупые очарованные парни приносят в жертвы своих сестер и подруг. В угловом помещение дома появилась мастерская то ли реставрации, то ли ткания гобеленов. А в саду под зарослями можжевельника теперь лежит надгробие с высеченным на нем именем Анита. Кажется, такое же раньше было у Этны. В том же самом месте. В одном месте не могут сразу уместиться две могилы. Но вот надпись одна и та же может быть и под гобеленом в музее, и на надгробии в саду. Под одним пазлом в доме тоже теперь написано Анита. А внутри этого пазла тесно и темно. Уж сама-то Анита точно это знает.
ВЕНОК ИЗ КРАПИВЫ
– Я пойду танцевать с феями сегодня ночью, – с заговорщическим видом сказала Лида. После этого она не вернулась. Дочь аптекаря, ходившая на такие же танцы под луной, не пропала, но сидела теперь в лавке отца неподвижная и глухая, как кукла. Она не была способна даже открыть дверь покупателям или подать микстуру. И что самое удивительное отец не сумел помочь ей ни одним лекарством. Девушка впала в ступор. Все считали, что ее бросил парень, с которым она встречалась в сумерках, но Лотта точно знала, что девушки из деревни ходят ночью на пляски с феями. Не все! Лишь те, которым встретились на безлюдных дорогах странные незнакомки и пригласили их танцевать. Лида рассказывала и, судя по всему, теперь очутилась в плену у фей. Стоит ли пытаться вызволить ее оттуда или по возращению назад к людям она станет одеревеневшей и безучастной к жизни, как Мими, аптекарская дочка. Лотта специально зашла в аптеку, чтобы еще раз на нее посмотреть, выдумав дурацкий предлог, что ей нужны капсулы от бессонницы. Пока фармацевт их искал, она разглядывала Мими, неподвижно сидящую в кресле-качалке у входа. Окошко возле нее было зашторено. Девушки почему-то становилось больно от солнечного света. Вот и сейчас на щеке у нее пепелился ожог, не красного, а черного цвета. Сама кожа распадалась, как зола.
– Редкая болезнь кожи, – пояснял аптекарь.
От какой болезни кожа может стать тонкой, как паутинка, приобрести мертвенный фарфоровый цвет и распадаться золой от лучей солнца? Заболев, Мими чудесный образом стала раскрасавицей, но ни двигаться, ни говорить не могла.
«Ее воля в плену», вспомнила Лотта выражение из старой книги сказок. «Все это фрукты фей!». У Мими на коленях действительно лежала странная долька какого-то фрукта. Птички давно могли склевать ее, но не смели. Сама девушка давно уже ничего не ела, но сочная долька не сморщилась. Она напоминала вырванный у кого-то язык.
– Съешь меня! – Лотте не послышалось? Когда она проходила мимо с упаковкой таблеток от бессонницы с ней заговорила долька фрукта? И она же подскочила на коленях у Мими прямо, как живая. Да, и мертвые глаза Мими на миг стали злобными и осмысленными.
